Мои армейские истории

Через какое-то время, однако, я почувствовал некоторое беспокойство. Вместо обычного обеденного гвалта в столовой стояла почти полная тишина. Я поднял глаза. Несколько сот человек молча поглядывали на меня, пережевывая свое обычное меню. Последовательность взглядов при этом была у всех одинакова: сначала на меня, потом на содержимое моих тарелок, потом, уже более красноречиво, опять на меня. В них читалось: заблатовал, сволочь! Даже за общий стол садится брезгует!

Напряжение возрастало. Я продолжал давиться армейскими деликатесами, сгорая от стыда. Господи, да за что же мне это! После обеда в казарме я сразу почувствовал отчужденность. Мои попытки кое-кому все объяснить помогли мало: все поздравляли, сочувственно жали руку, отводя при этом в сторону глаза. Я уныло слонялся по казарме. Впереди еще был ужин...

На следующий день уже я сам с сочувствием наблюдал за прилюдными мучениями такого же несчастного как и я. Конечно, скоро всем все стало известно, но продержалось это замполитское новшество недолго. Видимо, он, хоть и с опозданием, понял очевидную истину: в столовой и бане все равны.

Правда, позже, судьба посмеялась и над ним...

4. НА ПЛАЦУ

Вторник и четверг - дни политзанятий, дело святое. Должен сказать, что обставлено все это было очень торжественно. Построение на плацу, затем под Встречный марш оркестра навстречу друг другу двигались через весь плац дежурный по части и командир, чуть сзади него - замполит, после короткого доклада дежурного - привествие личному составу, затем постановка командирами задач по подразделениям, и, наконец, под Прощание славянки - торжественный марш всего полка мимо стоявших навытяжку под козырек командиров. Особенно эффектно завершал все оркестр, уходивший уже без музыки, под барабанную дробь. У некоторых, не отличающихся особой крепостью нервов, бывало, прошибало слезу.

В тот день все начиналось как обычно, за исключением одного: замполита, к несчастью для него, не было (почему - не помню, это бывало).

Командир полка, пройдя навстречу дежурному первые десяток шагов, почувствовал неладное, однако продолжал печатать шаг. В строю зашевелились, кое-кто в задних шеренгах согнулся в поясе. Оркестр понемногу начал фальшивить. Интуитивно, он наконец, обернулся назад и, - о, ужас! - в трех шагах сзади от него и в шаге слева, в строгом соответствии с протоколом, вместо отсутствующего замполита... трусил, радостно помахивая хвостом невесть откуда взявшийся полковой пес Дембель. Мгновенно побраговев, командир мужественно продолжал идти под похрюкивающие звуки оркестра мимо шеренг, с трудом удерживающих себя в положении смирно...

Политзанятия в тот день прошли на большом душевном подъеме. Жаль только, что после случившегося свои политзанятия Дембель проводил на привязи за старой заброшенной казармой среди кучи всякого хлама, в которой валялся сломанный стенд с полуистертыми словами песни замполиты...политруки...а по-прежнему - комиссары!

5. БОЛЬШАЯ СВИНЬЯ

Четвертый взвод в нашей роте был настоящим сборищем разных уникумов. Повар, художник, свинарь, фотограф, писарь, киномеханик..., - вот его неполный перечень. Некоторые из них подчинялись непосредственно замполиту полка или начальнику штаба, а то и самому командиру, чем, естественно, пользовались на полную катушку и безо всякого зазрения совести.

(Должен сказать, что нигде, пожалуй, кроме как в армии, тогда не было такой тяги к прекрасному; стоило командирам узнать о чьих-то художественных наклонностях - все, приговор окончательный: круглосуточная, вплоть до самого дембеля, работа в какой-нибудь художке ему была обеспечена.)

Большинство злачных мест в части принадлежали им, и использовались в ночное время в их личных, сугубо мужских, целях. На вечерней поверке из списочного состава взвода в двадцать два человека присутствовало, в лучшем случае пять-семь; остальные отсутствовали на самых законных основаниях, что иногда очень раздражало нашего ротного. Среди них, например, был ефрейтор Д., как раз в 22.00 по распорядку разводивший караульных овчарок по дальним углам гарнизона, где на привязи они несли свою ночную службу, и фраза из переклички ефрейтор Д! - собак разводит! стала у нас избитой шуткой.

В тот вечер я был дежурным по роте. Доложил, как положено, о построении роты; старшина, в присутствии ротного начал перекличку. Дошла очередь до четвертого взвода. Я почувствовал, как ротный напрягся, напоминая сжатую пружину. Рядовой К.! - Я! - Рядовой М! - работает в фотолаборатории! Ефрейтор Л! - работает в штабе! - Рядовой П.! - работает в столовой! Ефрейтор Д! - собак разводит! - Ефрейтор С!

Молчание. Ефрейтор С., свинарь, не отзывался. Пружина продолжала сжиматься.

-- Ефрейтор С!

Молчание. Наконец, кто-то прервал затянувшуюся паузу:

-- Свиней разводит...

Раздался гогот. Пружина лопнула.

-- Молчать!!! Смирно!!! Огурцов, - обратился ко мне ротный, - пойдем-ка посмотрим, сколько он там свиней развел.