Мой друг Адольф, мой враг Гитлер

Частью его смутного сексуального облика, который только начинал интересовать меня, было то, что, мягко говоря, он не испытывал явного отвращения к гомосексуалистам. Думаю, верно, что в любом подобном мужском движении, где во главе стоит один мужчина, непременно найдутся неявные сексуальные извращенцы. Такие обожатели мужчин всегда притягиваются друг к другу, и, благодаря тесной связи внутри группы и взаимной поддержке, им, как правило, удается занять некоторые ключевые посты. Но балты и пруссаки, которые составляли большую часть этих организаций, казалось, не разделяли моих опасений. «Не волнуйтесь, эти люди будут драться как львы против большевиков. Они будут как спартанцы древности, – говорили они. – Когда они попадают на фронт к врагу, для них это становится своего рода Liebestod[25]». Гитлер всегда уклонялся от этой темы. «Мои самые приверженные последователи не должны быть женатыми мужчинами с женами и детьми, – заявлял он. – Люди, связанные семейными узами, не годятся для уличной борьбы».

Именно в компании Рема я снова увидел Генриха Гиммлера, однако их связь была не той, о которой вы могли подумать. Школьный подхалим стал своего рода адъютантом, который занимался административными вопросами в «Рейхскригсфлагге», пока Рем исполнял свои военные обязанности. У него было бледное, круглое, бесстрастное лицо, почти как у монгола, и выглядел он совершенно безобидно. Никогда в те годы я не слышал, чтобы он поддерживал расистские теории, хотя впоследствии Гиммлер стал одним из самых ярых их поклонников. В то время когда я потерял его из виду, он учился на хирурга-ветеринара, кажется в Вайгенштефане, но, думаю, так и не закончил обучение. Возможно, это было лишь одним из этапов обучения на сельскохозяйственного управляющего, но, как мне кажется, имея дело с беззащитными животными, он приобрел равнодушие к страданиям, которое потом стало одной из самых пугающих его черт. Тем не менее у нас было общее баварское прошлое, кроме того, я учился у его отца, что вместе добавило немного теплоты в наше знакомство. Он всегда относился ко мне вежливо и приветливо, даже по-дружески.

После прихода нацистов к власти это оказалось полезным. Когда Розенберг и его клика сформулировали свои идеи относительно крестового похода против России, я иногда вспоминал в мыслях отца Гиммлера. В свое время отец Гиммлера предпринял выдающееся путешествие на санях через Россию до Новой Земли, и он никогда не смог забыть своих впечатлений от ее бескрайних просторов. В школе он часто рисовал мелом карту на доске и доказывал невозможность завоевания России с запада. «Россия – это открытый треугольник, – говорил он. – Кто бы ни пытался напасть на нее с запада, сумеет захватить лишь огромные снежные пустоши и неизбежно повторит печальную судьбу Наполеона». Я помню его доводы и рисунки абсолютно четко и иногда цитировал его, пытаясь опровергнуть доводы Розенберга и компании. Но приятели его сына полагали, что им лучше знать!

Чтобы развеяться от этой атмосферы постоянного противостояния, Гитлер часто ходил в кино по вечерам, это был его способ расслабиться, которым он пользовался многие годы, даже когда уже стал канцлером. На самом деле я знаю, что иногда он даже откладывал серьезные совещания, для того чтобы посмотреть фильм. Одним из популярных фильмов того времени был «Король Фридрих» в двух сериях, с Отто Гебуром в роли Фридриха Великого. Я посмотрел первую серию годом раньше в Гармише с Рудольфом Коммером, а вторая серия шла много недель весной 1923 года в кинотеатре на площади у Зендингерских ворот. Мы с женой взяли с собой Гитлера на сеанс. Он был крайне впечатлен, но, как и следовало ожидать, больше всего ему понравилась сцена, в которой старый король в исполнении Альберта Штейнрука угрожал обезглавить наследного принца. «Это лучшая часть фильма, – напыщенно произнес Гитлер, – классический пример дисциплины, когда отец готов приговорить своего собственного сына к смерти. Великие дела требуют жестких мер». Потом мы перешли к разговору о движении сопротивления в Руре во время французской оккупации, и я привел ему в качестве исторической параллели русское сопротивление Наполеону. Внезапно Гитлер взорвался: «Ханфштангль, я говорю вам, что только партизанские действия будут эффективны. Если бы русские хоть сколько-нибудь сомневались в 1812 году, Наполеон никогда не был бы побежден, а Ростопчин никогда не осмелился бы сжечь Москву. Какое значение имеет, что пара десятков наших рурских городов превратятся в пепел? Сто тысяч погибших ничего не значат, если они сложили головы во имя будущего Германии». Меня как громом поразило, мы шли по открытой улице и как раз проходили мимо монумента Шиллеру. Я смог только пожать плечами и сказать, что Ростопчин – это плохой пример, потому что у нас в Германии нет самого главного стратегического элемента той войны – бескрайней территории России. Тогда еще нельзя было предугадать, что этот пироманьяк в душе Гитлера вырастет в законченного нигилиста, готового увидеть Германию превращенной в пыль и пепел.