Мой друг Адольф, мой враг Гитлер

Теперь настал черед Зеекта встать со своего места: «В таком случае, герр Гитлер, нам больше нечего сказать друг другу». Когда Гитлера проводили, Окснер подошел к Зельхову и прошептал: «С этого момента Зеект покойник». Возвращаясь в Берлин, Зеект несколько часов говорил со своим адъютантом в поезде об этом эпизоде. «Будь что будет, – прокомментировал он, – генерал фон Лоссов уверил меня, что Гитлер не сможет устроить путч без рейхсвера, и этого на данный момент достаточно. Я просто не верю, что части рейхсвера можно повернуть против других частей».

Гитлер никогда в разговорах со мной не упоминал об этой встрече. Зельхов записал подробности происходившего той ночью в своем дневнике, и эти свидетельства неопровержимы. Самым удивительным является то, что Гитлер имел настолько сильное влияние на Лоссова и его окружение, что Окснер мог допустить такое вопиющее нарушение военной дисциплины.

Такая ситуация конфликта лояльностей была как будто на заказ создана для Гитлера. Рейхсвер в прошлом благосклонно относился к нацистам, и, хотя эта поддержка несколько ослабела, ее можно было завоевать снова. Сепаратисты были соперниками, но ненависть к берлинскому правительству делала их потенциальными союзниками. Правильные действия могли объединить все группы в единый фронт. Нацисты завоевывали поддержку во многих слоях общества, и Гитлер чувствовал, что требовалась лишь какая-то общая демонстрация, которая позволила бы прояснить ситуацию. У него были могущественные союзники, и он мог позволить себе некоторые опасные вольности. Франц Гюртнер, министр юстиции Баварии, уже был тайным сторонником Гитлера, и благожелательная поддержка начальника полиции Пехнера и его главного помощника Вильгельма Фрика позволила ему избежать опасных обвинений в нарушении общественного спокойствия со стороны министра внутренних дел Баварии Швейера.

Гитлер продолжал непрерывную череду встреч и переговоров с Лоссовом, Пехнером, Ремом и Шойбнером-Рихтером, еще одним прибалтом и близким другом Розенберга, который был тесно связан с Людендорфом. Макс Эрвин Шойбнер-Рихтер был русским агентом в Константинополе во время войны, перешел на сторону Германии и занял место в одной из организаций правых радикалов в Мюнхене в качестве посланника белой русской и украинской эмиграции. Частью своего влияния он обязан тому, что уговорил великую герцогиню Кобургскую, родственницу российской царской семьи, проводить через него денежную помощь для патриотических организаций. Он был еще одним пропагандистом «удара в спину», видя в поражении Германии только потерю ресурсов и сдачу на внутреннем фронте, что, по его мнению, можно было обратить в свою пользу, захватив контроль над зерновыми ресурсами Украины и Белоруссии.

Гитлеру же было все равно, какую форму принимает противостояние с Берлином, пока оно оставалось противостоянием. Если бы ситуация благоприятствовала, он, возможно, поддержал бы сепаратистский путч, а затем организовал бы контрпутч под старыми имперскими знаменами, которым бы он руководил с позиций национал-социалистов. Я часто сопровождал его в бесконечных поездках по Мюнхену и помню одну его фразу, которую он постоянно повторял: «Wir müssen die Leute hineinkompromittieren – Мы должны скомпрометировать этих людей, чтобы они пошли вместе с нами», – что было вполне в духе шантажистских методов, которые впоследствии выработались у нацистов.

Ключом к ситуации была позиция Лоссова и рейхсвера. Гитлер понимал, что все офицеры страстно желали покончить с унижением послевоенных лет, когда их медали и погоны срывали коммунистические толпы. Хотя их героем оставался Людендорф, они признавали Гитлера в качестве своего политического deus ex machina[26] и многие из них тайно его поддерживали. Даже учащиеся пехотной кадетской школы были затронуты общей атмосферой и стали с полным презрением относиться к властям в Берлине. Один из них, кажется, это был молодой Зиландер родом из одной из самых уважаемых мюнхенских семей, ходил с перевернутой кокардой на фуражке, что означало известную форму для указания знаменитой фразы из гетевского «Геца фон Берлихингена»: «Leck mich am А…»[27] Другим популярным способом выразить это оскорбление было приклеивание почтовой марки с президентом Эбертом вверх ногами.

Иногда я просто восхищался нахальством Гитлера. Однажды он собрал небольшой митинг на улице рядом с офисом Beobachter с охраной из СА, когда пара конных полицейских попыталась разогнать толпу. Они действительно готовы были это сделать, но Гитлер набросился на них со всей силой своего канцелярского языка и спросил, что те имели в виду, когда подняли сабли против его друзей. Неужели они не понимают, что у них есть эти сабли только потому, что такие люди, как Гитлер и нацисты, борются с коммунистами, которые бы эти сабли отобрали. Он выдал такой поток обвинений и аргументов, что в конце концов полицейские просто сдались и убрались восвояси.