Похожие новости пришли и от графа Лерхенфельда, бывшего премьер-министра, который все еще имел серьезное влияние. Я сидел с моим другом журналистом в его комнате, когда нам объявили, что пришел Лерхенфельд. Я не успевал покинуть номер, не столкнувшись с ним в коридоре, поэтому в срочном порядке спрятался в ванной. Я практически ничего не слышал, о чем они говорили, но, когда Лерхенфельд собрался уходить, должно быть, он повернулся в сторону моего укрытия, и я уловил его слова: «Нет, нет, нам не будет никакой пользы от национал-социалистов, они чересчур радикальны для наших целей».
Это еще больше раздосадовало Гитлера, но было очень типично для двойных и тройных властных интриг в Баварии в то время. Даже некоторым нашим, казалось бы, надежным союзникам из «Союза борьбы» нельзя было доверять. Можно было положиться только на Рема и его «Рейхскригсфлагге». Действительно, он воодушевился и захватил военное министерство с кадетами-офицерами на следующий же день. С другой стороны, поддержка Эрхардта была под большим сомнением, хотя кое-кто из его «Викинга» все еще работал в Beobachter, чтобы показать свою близость с национал-социалистами. Я позвонил туда из Уффинга несколькими днями ранее, и меня случайно переключили на занятую линию, так что я стал свидетелем разговора, из которого стало ясно, что люди Эрхардта распределяли оружие из общих запасов крайне странным образом. Я предупредил Гоффмана, адъютанта Геринга, но он тоже был членом «Викинга», поэтому этот вопрос как-то замяли. Однако мои подозрения более чем подтвердились, когда в день путча Эрхардт примкнул к Кару.
И Эрхардт был не один. Капитан Каутер, другой помощник Геринга, также перешел на противоположную сторону и защищал министерство Кара, когда пришло время выбирать. Пехнер, смещенный с поста начальника полиции, но все еще обладавший большим влиянием, был еще одним сомнительным союзником. Он разными способами защищал Гитлера, и тот очень рассчитывал на его поддержку. Но когда грянул путч, Пехнер потерял самообладание, и Геринг с Ремом не получили от него никакой помощи, хотя он все равно оказался под подозрением, а потом попал на скамью подсудимых вместе с остальными.
Многие офицеры из дворянских семей в присоединившихся патриотических организациях открыто заявляли о лояльности нескольких сторонам. О наследном принце Руппрехте очень часто говорили как о Его Величестве, и большинство людей из «Союза борьбы» выглядели явными монархистами. Много лет Гитлер давал понять, что собирается восстановить монархическое правление, и впоследствии это принесло ему серьезную поддержку со стороны Брюнсвика, Гесса и Гогенцоллернов. Но в конечном счете, оказавшись преданными, им пришлось горько пожалеть об этом.
Как оказалось потом, более решающим фактором стало пренебрежительное отношение Гитлера к мнению католиков. Людендорф и значительная часть северонемецких, националистически настроенных оппозиционеров, которые нашли убежище в Баварии, были либо протестантами, либо отчаянными противниками Церкви и особенно католичества. Было ошибкой считать, что путч увенчается успехом только при их поддержке. Генерал фон Эпп, сам католик, был так сильно оскорблен Розенбергом, что стал абсолютно равнодушен к какому бы то ни было путчу, возглавляемому Гитлером и Людендорфом. После того как фон Эпп приказал отслужить мессу и благодарственный молебен на самой большой площади Мюнхена после освобождения в 1919 году, Розенберг стал иногда называть того в своих язвительных статьях в Beobachter «Muttergottes-General» (генерал – крестная мать). Это заставило фон Эппа полностью отвернуться от нацистов, и далее он имел с ними мало общего. Вместе с тем за ним готовы были пойти 25 тысяч резервистов лейб-гвардии, и его выступление на стороне Гитлера могло бы склонить чашу весов в его пользу.
Тогда это была фантастически запутанная ситуация, а Гитлер приказал Розенбергу и мне взять свои пистолеты и идти освобождать Германию. В то утро, словно демонстрируя свое подобострастное отношение к Лоссову, Völkischer Beobachter вышла с огромным рисунком на первой полосе, изображавшим генерала Йорка фон Вартенбурга, который выступил против Наполеона и с прусской армией переходил на сторону русских под Тауроггеном. Заголовок гласил: «Найдем ли мы второго генерала Йорка в час нужды?» Мы с Розенбергом обсуждали возможный эффект, когда к нам ворвался Гитлер. Бросив одобрительный взгляд на номер на столе, Гитлер сказал мне, поворачиваясь к выходу: «Я рассчитываю, что вы обеспечите удовлетворение интересов иностранной прессы». Через несколько мгновений до меня дошло. Заявление Гитлера по крайней мере заставило Розенберга отказаться от своей приводящей меня в бешенство привычки свистеть сквозь зубы, когда я с ним разговаривал, но действительно наступило время для действия, а не для препирательств.