Моя жена также периодически наведывалась к Штреку, чтобы поддерживать свой голос, и иногда встречалась там с Гели, хотя наши контакты с ней были весьма ограниченными. Однажды мы видели ее с Гитлером в театре «Резиденц», куда мы пошли на баварский спектакль Людвига Тома. Они стояли там на одной из боковых галерей во время антракта, Гитлер смотрел на нее восторженным взглядом, полагая, что никто их не видит, но, когда заметил меня, сразу придал своему лицу наполеоновское выражение. Однако он был очень дружелюбен, и, когда мы предложили присоединиться к нам и поужинать в кафе «Шварцвальдер», он согласился. Мы сели за тихий столик на первом этаже и мило беседовали о пьесе, которую только что посмотрели. Я был в ярости, потому что у трех актеров был явный берлинский акцент, что, на мой взгляд, совершенно испортило провинциальный характер спектакля, но Гитлер этого не заметил, что меня очень поразило. Я не ожидал такого от человека, который был так чувствителен в музыке и политике.
Когда мы покинули кафе, то часть дороги шли вместе, Гитлер снова вернулся к теме политики и в ходе разговора угрожал своим воображаемым противникам, щелкая хлыстом, с которым все еще не расставался. Случайно я поймал взгляд Гели, и в нем была такая смесь страха и презрения, что у меня перехватило дыхание. Еще и хлысты, подумал я и на самом деле пожалел девушку. Она не выказывала никакой приязни к нему в ресторане и выглядела скучающей, поглядывая через плечо на другие столики. Я не мог отделаться от ощущения, что свою роль в их связи она играла под принуждением.
Однажды вечером, 18 сентября 1931 года, она застрелилась на квартире Гитлера. Следующим утром Винтер обнаружил дверь комнаты Гели запертой изнутри, взломал ее и увидел девушку лежащей на диване в бежевом платье, с пулей в легком. В ее руке был револьвер Гитлера. Вечером накануне они ничего не слышали. Возможно, выстрел остался незамеченным среди общего шума на улицах Мюнхена в преддверии знаменитого Октоберфеста.
Гитлер отсутствовал. Он уехал днем 18-го числа по каким-то партийным делам в Нюрнберг, а потом на север. Когда фрау Винтер по телефону сообщила в Коричневый дом о трагедии, Гесс попытался связаться с Гитлером по телефону в его отеле в Нюрнберге, но тот уже уехал, и служащему отеля пришлось догонять его на такси. Штрек привез его домой с головокружительной скоростью, и когда тот прибыл, то обнаружил в квартире Штрассера и Шварца, которые держали ситуацию под контролем. У Гитлера была истерика, и в тот же день он уехал в дом Мюллера, печатника Beobachter, на озере Тегерн. Надо отметить, что он не остался в Берхтесгадене со своей сводной сестрой, потерявшей дочь.
Всю эту историю, насколько удалось, замяли. Сначала была попытка представить все несчастным случаем. Днем в субботу 19 сентября Бальдур фон Ширах приехал в Коричневый дом из квартиры, чтобы приказать доктору Адольфу Дреслеру в отделе прессы выпустить официальное сообщение о том, что Гитлер находится в глубоком трауре в связи с самоубийством своей племянницы. После чего люди в квартире, должно быть, запаниковали, потому что двадцать пять минут спустя Ширах снова был на телефоне, спрашивая, ушло ли уже это заявление, и говоря, что в нем использованы не те слова. В нем должно было говориться о прискорбном несчастном случае. Но было уже поздно. Слово было сказано, и 21-го числа в понедельник все оппозиционные газеты вышли с этой новостью.
Социалистический ежедневник Münchener Post был наиболее подробен. Большая статья была полна деталей, в ней рассказывалось, что в последнее время Гитлер и его племянница часто спорили друг с другом, что вылилось в ссору за завтраком утром 18-го числа. Гели давно говорила о своем желании вернуться в Австрию, где она собиралась выйти замуж. В квартире было найдено неотправленное письмо ее венской подруге, в котором она писала, что надеется скоро уехать. В статье также упоминалось, что, когда обнаружили ее труп, был зафиксирован перелом переносицы, на теле наличествовали и другие признаки насильственного обращения.
Два дня спустя в среду в Völkischer Beobachter на внутреннем развороте было опубликовано опровержение Гитлера всех этих домыслов, в котором он угрожал Münchener Post судебным преследованием, если та не выйдет с официальным опровержением. В это время, как мне рассказал кое-кто из партии, тело было тайно перенесено по задней лестнице квартирного блока и помещено в свинцовый гроб в похоронном бюро на Восточном кладбище Мюнхена. После этого покров тайны с этого происшествия был снят, и, за исключением еще одного изобличающего материала в Münchener Post, упоминания о нем исчезли из газет ввиду явного отсутствия каких-либо дополнительных улик. Оппозиционная газета отмечала, что главными темами статей в Völkischer Beobachter стала смерть нацистского уличного бойца и агитационная кампания, посвященная этому и продолжавшаяся уже несколько дней, в то время как смерть племянницы Гитлера осталась практически без внимания.