Единственной явной реакцией Гитлера на смерть племянницы стало то, что он закрыл ее комнату и попросил не слишком хорошего мюнхенского скульптора Циглера, симпатизировавшего партии, сделать бюст Гели, который стоял в комнате, всегда украшенной цветами. Каждую годовщину трагедии он закрывался там на несколько часов.
Я уверен, что смерть Гели Раубаль стала поворотной точкой в эволюции характера Гитлера. Эта связь, какую бы форму она ни принимала в их интимной жизни, первый и единственный раз в его жизни дала выход его нервной энергии, которая очень скоро стала выражаться исключительно в жестокости и дикости. В его длительной связи с Евой Браун никогда не было дурашливых интерлюдий, которыми он наслаждался в общении с Гели, которое могло бы сделать из него настоящего мужчину. С ее смертью открылась дорога для окончательного превращения в демона, его сексуальная жизнь снова разрушилась, превратившись в некий бисексуальный нарциссизм, а Ева Браун для него была не более чем предметом домашнего обихода.
Конечно, он обращал внимание на красивых женщин. Иногда даже называют двух или трех девушек, обласканных его особым расположением. Но, по моему опыту, ни с одной из них отношения не зашли дальше выразительных взглядов и вздохов и безнадежного вздымания глаз, которыми он показывал, насколько далеко зашли отношения. Он называл их «своими принцессами» или «своими маленькими графинями» и никогда не скупился на страстные признания в любви. Он прекрасно умел ухаживать, но, когда дело доходило до логического завершения или, хуже, когда ему удавалось пробудить в женщине интерес и она соглашалась отдаться ему, он ничего не мог сделать.
Психолог может написать целую книгу о Гитлере, начав с описания самого себя в «Моей борьбе» как Muttersöhnchen – маменькиного сынка. Гитлер писал, что он вырос из этого состояния, но на самом деле это было не так. Германии и всему миру еще предстояло пострадать от того, что у Гитлера психологические проблемы подобного типа людей разрослись до демонических масштабов. Движущей силой его стремления к власти была гиперкомпенсация его комплекса неполноценности импотента-онаниста. С болью он понимал, что не сможет обессмертить себя в детях, и у него выработалась замещающая навязчивая идея сделать так, что его имя стало известно и вселяло страх на века вперед, и для этого он готов был на самые чудовищные поступки. Он стал современным Геростратом, который в жажде вечной славы, даже и ценой великого преступления, сжег храм Дианы в Эфесе.
Глава 10
Торжество Лоэнгрина
Будет логично спросить, почему, несмотря на все свои дурные предчувствия по поводу характера и намерений Гитлера и его окружения, я так долго поддерживал тесные связи с ними. Этот вопрос в той или иной форме можно задать многим другим людям: промышленникам, помогавшим ему деньгами; многим очень уважаемым и ортодоксальным политикам-консерваторам, которые в свое время вступили с ним в коалицию; членам семей с безупречной родословной, начиная с Гогенцоллернов и заканчивая теми, кто связывал себя с движением; миллионам безработных рабочих и пролетариям из среднего класса, которые поверили, что он является единственной альтернативой коммунистам и предлагает выход из жуткой депрессии начала 1930-х годов; наконец (и не в последнюю очередь), тем 43,9 % населения, которые проголосовали за его приход к власти.