В эти странные, напряжённые дни, предшествующие гибели генерала, готовился его визит во Францию. К удивлению всех, включая уж точно и французов, но не генерала, Миттеран был тогда избран президентом.
Поскольку я говорю по-французски, встречался с Миттераном и всегда сопровождал генерала в его зарубежных поездках, было очевидным, естественным, что так будет и на этот раз. Но он ничего не говорил мне об этом. Оставалось несколько дней до этой поездки, но он всё ещё ничего мне об этом не говорил. Я начал думать, что не поеду с ним на этот раз из-за того проклятого инцидента в Колумбии.
Но когда он собирался встать, чтобы улететь в Фаральон, а потом — навстречу своей смерти в Коклесито, он сказал мне, чтобы я привёз ему туда книгу Миттерана. Хотел, чтобы я перевёл ему из неё наиболее важные места.
Я обрадовался этому и тому, что за этим должно последовать. Поговорим с ним о Франции. Вспомним предыдущие поездки туда. Я расскажу ему подробнее о личности Миттерана. И он скажет мне в итоге, когда мы полетим.
Вошёл Мартин, его сын, и попросил меня встретить в аэропорту экс-президента Коста-Рики Хосе Фигейроса. Мол, тот приезжает для встречи с Эденом Пастора, а никто, кроме меня, не знает, где он находится в Панаме, и никому другому это поручить нельзя.
Я что-то сказал генералу на этот счёт, типа: «скажите Мартину, чтобы послал за Фигейросом кого-нибудь другого, потому что у Чучи для меня есть дело в Коклесито».
Но он ничего не сказал, и я видел, как он уходил. Видел его в последний раз. Я подозревал и предчувствовал что-то, потому как помню, что стоял и смотрел на него до тех пор, пока он не ушёл совсем. 21 июля, когда генералу оставалось жить только 10 дней, мы вечером были с ним в его новом доме в районе Altos del Golf. Ему не нравился этот дом, он никогда там не оставался. Использовал его иногда только для размещения высоких гостей. И ещё как офис его помощников: лейтенанта Камарго, инженера Бландона и Делии Варгас. Думаю, что генералу этот дом не нравился из-за того, что он находится в исключительно олигархическом районе. В тот вечер в этом доме генерал принимал руководителей гватемальского партизанского движения вместе с Габриэлем Гарсиа Маркесом в моём сопровождении, лейтенантом Камарго и Делией Варгас. И я из-за какого-то таинственного напряжения, которое будто висело в воздухе, начал непрерывно пить до тех пор, пока не набрался основательно. Я никогда этого не делал в присутствии генерала, за исключением одного весьма исключительного случая. В этот же раз, когда я уже был совершенно пьян, я сказал и трижды повторил ему это при всех: «Мой генерал, Вас собираются убить». Сказал и потерял сознание.
Пепе Фигейрес прилетел в компании ещё одного костариканца. Сказал мне, что после встречи с Эденом Пастора хотел бы встретиться с генералом. Я привёз его к Эдену и позвонил генералу. Доложил ему, что Фигейрес хочет увидеться с ним, но я думаю, что это не касается чего-либо важного, так как он приехал в сопровождении коммерсанта. После встречи с Эденом Пастора Фигейрес сказал, что теперь ему важно увидеться с генералом. Как будто бы подозревал, о чём я мог ему сказать несколько минут назад.
Не знаю, о чём с ним говорил Фигейрес, но от Пастора определённо пошёл какой-то странный «запашок». Вернувшись недавно из Никарагуа, он много говорил о революции и о преданности ей. Подозрительно много. Но это я сейчас так думаю, не тогда. У меня он встречался с людьми из партизанской армии бедняков Гватемалы.
Когда генерал как-то говорил ему: «Ты станешь Уберто Матосом никарагуанской революции». Кто знает, кого он принижал больше: Уберто или Пастора. Генерала он не обманул.
А меня: да, полностью. В сентябре 1981-го, уже после смерти генерала, я встречался с ним на Кубе, и я продолжал считать его революционером. Тогда в Гаване он говорил мне: «Пусть меня убьют, Чучу, в день, когда я предам революцию, пусть расстреляют меня из моего собственного пистолета». И показывал это, тыкая двумя пальцами себе в висок. Он всегда говорил эмоционально и часто жестикулировал. Так что я в нем обманулся, а Торрихос — нет. И я понял, как немногого стоят эмоции, если за ними стоят глупость или ложь.
Фигейресу я сказал, что уже поздно, генералу звонить в это время не стоит и что я свяжусь с ним завтра рано утром.
Позвонил ему на следующий день из дома Карлоса Дуке, бизнес-мена-торрихиста, и рассказал ему о просьбе Фигейреса. Он долго молчал в трубку. Зная, что у него была в то время проблема с зубным протезом и несмотря на то что мне хотелось поехать к нему, я сказал: «Если хотите, мой генерал, я его заторможу». После ещё одного долгого молчания он ответил: «Да, затормози его».
В последний раз я слышал тогда его голос и его молчание. За час до его смерти.