Мой Кир Булычёв, мой Рэй Брэдбери и другие мои писатели…

– Поиски произведений Брэдбери продолжаются. Собранный корпус текстов позволяет говорить о возможности издания «новых», неизвестных Брэдбери.

Часть 3 Другие мои. Наши: Гайдар, Горин, Стругацкие…

«Нехорошее» слово «фантастика»

Ситуация с фантастикой в современном российском культурном обществе мне лично больше всего напоминает анекдот про то, как отец отучал Вовочку говорить «нехорошие» слова.

– Никогда не говори слово «жопа». Запомни: нет такого слова! Ты понял? Нет его – и всё тут!..

А Вовочка задумался и отвечает:

– Как-то странно выходит: жопа есть, а слова – нет!

Вот и у нас примерно то же самое. Фантастика есть. Она по мере сил развивается, становится разнообразней, берётся за новые для себя темы. Всё больше проявляется интерес к фантастическому инструментарию со стороны писателей, которых принято считать авторами мейнстрима… Но вот это самое «принято считать» всё портит! Стоит только произнести в приличном литературном обществе «нехорошее», табуированное слово «фантастика», как тут же раздаётся хоровое «фи-и-и!», носики брезгливо морщатся, бровки гневно поднимаются вверх… И всё!..

Что всё? Ну, например, большинством голосов членов жюри престижных литературных премий произведение прокатывается. При этом не будучи даже прочитанным! Да-да! Иногда раздаётся критика в адрес «фантастических» премий: мол, голосуют за имена, не читая… А вы думаете, в жюри серьёзных мейнстримовских премий все всё прочитывают? Точно так же верят именам, издательским лейблам и сериям. И уж если книга вышла в «фантастической» серии, если хоть где-то в её аннотации фигурирует это «нехорошее» слово, то максимум, что ей уготовано, – это стараниями гибких умом и всё же читающих тексты членов номинационной комиссии прорваться в длинный список, ну, может быть, в короткий, если он, как, скажем, на «Большой книге», достаточно велик. Дальше – стоп! Стереотипы работают железно! То, что, скажем, у Татьяны Толстой, Ольги Славниковой и Павла Крусанова воспринимается литературной общественностью как достойное уважения расширение «серьёзным» автором ассортимента форм и приёмов, то же самое, скажем, у Андрея Лазарчука, Евгения Лукина и Олега Дивова – как смехотворная попытка беллетриста прыгнуть выше головы. А то, что если с книг этих авторов сорвать обложки и перечитать сами тексты, то окажется, что все они уже давно играют на одном поле, – это признать серьёзные критики, от которых зависит погода в мире литературы, никак не желают.

А всё потому, что «фантастика» – это бранное слово. Лишнее доказательство тому – стремление некоторых издательств придумать для него эвфемизм. Когда мы хотим выругаться, но боимся в глазах утончённых эстетов прослыть грубиянами, мы говорим: «Блин!», или «Ёлки-палки!», или «Пошёл ты на хутор бабочек ловить!». А для того чтобы в приличном обществе поименовать всем известную часть тела, мы жеманно употребляем слова «член» или «прибор». Именно так же поступает издательство «Амфора», называя свою серию книг «История будущего», а «Форум» – продвигая термин «гиперфикшен». По сути, это та же самая фантастика! Те же яйца – только в профиль! Но – ура! – само табуированное слово не произнесено! А это значит, что есть шанс носикам остаться ненаморщенными, а бровкам не подняться на лоб… Увы, этот приём срабатывает не на все сто процентов – шансов попасть в короткий список престижной премии у такой книги больше, но стать лауреатом – всё равно нет. Ситуация сложилась патовая.

Обратимся к зарубежному опыту. Когда-то английские и американские критики говорили о «гетто», в котором находится их фантастика. Однако примерно полвека назад всё изменилось. Пришла так называемая «новая волна» – поколение писателей, значительно расширивших само понятие фантастики, скрестивших её с литературой абсурда, добавивших структурализма и прочих достижений культуры ХХ века. Их имена нам хорошо известны: Филип Дик, Роджер Желязны, Сэмюел Дилэни, Брайан Олдисс и др. «Утоптанную» ими площадку в 80-е годы ещё больше расширили «киберпанки» и «гуманитарии», а также неорганизованные постмодернисты от фантастики, пришедшие позднее.

Увы, в России подобного не произошло. Нечто подобное готовила «четвёртая волна». Они хотели «сделать из фантастики литературу». Но перестроечный вал дурной переводной литературы смёл их – сейчас большинство из них не пишет фантастики, а если и пишет, то не делает погоды… Впервые в истории российской фантастики была прервана нить прямого наследования. Новая формация писателей как бы начала всё с нуля – с боевика, с космической оперы, с откровенных приключений. И как результат – российская фантастика утратила свой культурный авторитет – тот, что был некогда заработан братьями Стругацкими и их непосредственными учениками.