Мой любимый шотландец

Насколько все меняет смелая откровенность! Реакция мужа на ее фантазии была неожиданной и волнительной – Люциан словно открыл потайную дверцу, которая вела в огромный, таинственный сад, где она могла дышать полной грудью даже в клетке брачного союза. Это их сблизило. Хэтти узнала о нем столько же, сколько и он о ней. Очевидно, распутная жена его вполне устраивает.

– Интересно, – сонно пробормотала Хэрриет, – если бы вся власть принадлежала женщинам, причем вовсе не из-за нашей красоты, что бы я представляла вместо пирата?

Люциан повернул к ней голову, опустив тяжелые веки.

– Все, чему тебя учили поклоняться, – ответил он, – или же то, чем ты хочешь владеть безраздельно.

– Думаешь, такая вещь существует?

Он отвел взгляд.

– Раньше думал, что нет.

– Ты – властный человек. О чем же мечтаешь ты?

– Я не мечтаю, – ответил Люциан. – Я планирую.

И он уснул.

* * *

Терять в любовном угаре еще один день, даже воскресенье, было нельзя, и после обеда Люциан занялся списком членов парламента, чьей поддержкой в продвижении налоговой реформы хотел заручиться. Хэтти подождала, пока освободится Мари, и отправилась к Рози Фрейзер, чтобы получить разрешение использовать фотографии шахтеров для выставки.

– Выставка в Лондоне, – повторила миссис Фрейзер, подбоченилась и оперлась о сверкающую столешницу. – С нашими портретами. – Она переглянулась с Мари. – Да кто захочет на нас смотреть?

– Много кто, – заверила Хэтти. – Если пустим билеты подороже, то взглянуть захочется всем.

– Пф-ф! – Миссис Фрейзер покачала головой. – И вся выручка пойдет в Драммуир?

– Да, – подтвердила Хэтти. – Включая деньги за проданные фотографии.

Миссис Фрейзер обдумывала предложение, пока разливала чай.

– Я поспрашиваю, – пообещала она, – и составлю список тех, кто согласен. Только я хочу вам кое-что сказать, мэм.

– Конечно.

– Как вы прибыли сюда, в Драммуир?

– На дилижансе.

– А еще на чем добирались?

– На поезде.

– И на пароме, через пролив – не так ли?

Хэтти кивнула.

– Ну да. Чудо инженерной мысли.

На лице миссис Фрейзер проступил легкий сарказм.

– Все это работает на угле, – заметила она. – Как и заводы, которые производят железо и сталь. Более половины домов в Британии отапливаются углем. Говорят, когда-нибудь даже электричество будет из угля. Мари, что ты кладешь в свой утюг?

– Горячие угли, – ответила девушка.

– Даже наша одежда становится приятной и гладкой благодаря углю, – подытожила миссис Фрейзер с довольным видом. – Знаете, мы редко покидаем угольные шахты. Однако плоды нашего труда видны в каждом британском доме, на железных дорогах и далеко в море. Без них, – она подняла свои грубые, мозолистые руки, – современная жизнь невозможна. Поэтому устроить выставку – хорошая идея, мэм, только не вздумайте делать из нас шоу уродцев.

– Да вы что! – всполошилась Хэтти. – Если хотите, я вас процитирую. Нет, найму своим консультантом!

Золотистые брови сошлись.

– Кем наймете?

– Это очень просто – вы придумываете идейный посыл, который хотите донести до лондонцев, а я выражаю его в экспозиции выставки.

– И сколько платят этим консультантам? – поинтересовалась Рози Фрейзер.

– Бюджет у меня большой, – заверила Хэтти, вспомнив про свои две тысячи фунтов в год. – Кстати, мы можем сделать фотографию ваших рук и разместить рядом с портретом. Что скажете?

Из гостиной в кухню ввалился Хэмиш и бросил взгляд сначала на Мари, потом на Хэтти.

– Разрешаю вам выставить снимок моей идеальной рожи, миссис Блэкстоун, – объявил он и погладил свою угловатую нижнюю челюсть. – Берегись, Микеланджело!

– Твою рожу – только на карикатуру, – отрезала мать.

Когда Хэтти вернулась в гостиницу, ее воображение разыгралось не на шутку.

Она смешивала растворы нитрида серебра, опираясь на письменные инструкции мистера Райта, потому что сам инженер уехал обратно в Сент-Эндрюс. Она экспериментировала прямо в номере с разными настройками выдержки и диафрагмы – как выяснилось, чем ярче свет, тем лучше, но кто знает, что будет, если вместо зонтика она начнет фотографировать дышащие, ерзающие объекты, к примеру Энни с зонтиком? Хэтти училась правильно определять время экспозиции с карманными часиками в руках, многократно снимая крышку с линзы и засекая нужный интервал до тех пор, пока не запомнила.

– Я справлюсь, – заверила мужа перепачканная химикатами и взмокшая от пота Хэтти.

Он поднял взгляд от газеты двухдневной давности.

– Разумеется, – ответил он без тени сарказма.

На следующий день Хэтти заплатила одному из сыновей Бернса, Калуму, чтобы тот помог перенести фотографическое оборудование в деревенскую школу. Пока он устанавливал аппарат, она сбегала к Энни домой. Мать девочки открыла дверь с голым слюнявым младенцем на руках. Купленная в подарок большая банка песочного печенья ее особо не впечатлила; впрочем, настроена женщина была вовсе не враждебно – просто очень устала. Она окликнула Энни через плечо, а малыш тем временем продолжал пускать слюни на грязный лиф синего платья.

– Я подумала, что нам с тобой пора потренироваться. Что скажешь?

Энни больше интересовали мятные леденцы, заказанные из Оштермучти, чем съемка.