Мой номер — первый

Другая дурная привычка, которая осталась у меня от Ветряка,— ловля мяча на грудь. Прием казался мне самым надежным: вратарь уверенно прижимает мяч к себе, и многие удары принимает именно так. Выполнять его надо автоматически. Но он не может быть универсальным — не подходит, когда мяч идет над головой. А в случае броска к штанге вратарь, выставляя руки и вытягивая пальцы, дотянется по меньшей мере на метр дальше. Эталоном вратарского искусства остается знаменитое «глотание» Франтишека Планички — прославленного чехословацкого вратаря 20—30-х годов. Однако ныне большинство мячей голкипер принимает пальцами. Он должен научиться чувствовать мяч пальцами, укрепить пальцы. Это нужно отработать, чтобы не теряться в трудных ситуациях: в прыжке; в падении; в суматохе у ворот, когда мешает противник (а часто и партнеры).

Постигая эту науку, я получил первую травму. Зимой мы дважды в неделю тренировались в зале. Я упражнялся на матах. Приземляясь с растопыренными пальцами, задел за что-то мизинцем и вывихнул его. Маты были не новые, и мизинец застрял в дырке. Я чувствовал боль, но старался о ней не думать. Вправил палец «на место» и продолжал ловить мячи.

Ночью палец отек и посинел. Я мучился еще два дня. Наконец боль улеглась. Но палец остался покалеченным. Две крайние фаланги потеряли гибкость. С тех пор я принимаю мяч не на десять, а на девять пальцев. Привык, и мне это не мешает. Единственная загвоздка с поврежденным мизинцем — натягивание перчаток. Впрочем, речь идет, скорее, об обычных, чем о вратарских.

Итак, Франтишек Хофман учил меня ловить мяч пальцами, бросаться за низовыми мячами по кратчайшей траектории, выбивать мяч в поле. Вот чего я не умел еще с первых шагов. Выбивал недалеко и неточно. Старался бить изо всех сил, но мяч не долетал даже до средней линии. Мне незнакомо то ощущение блаженства, какое испытывает вратарь, провожая взглядом мяч, выбитый им почти к границам штрафной соперника. Мяч, который вводил в игру я, приземлялся до обидного близко. Не приносили заметных успехов ни специальные упражнения, ни тренировки.

Мне говорили тем временем (а позднее я и сам в этом убедился), что выбивание мяча — важный элемент игры голкипера. Разумеется, не только потому, что долгий полет мяча радует глаз и импонирует болельщикам. Далеко выбитый мяч способен осложнить обстановку на подступах к штрафной площади противника. Мяч может отскочить куда угодно (знаю по собственному опыту). Защита соперника нередко ошибается, упускает мяч, чему, кстати, способствует и ветер. И если партнеры атакующего начеку, они тут как тут. Казалось бы, нет особой опасности, но пара таких ситуаций может порядком расшатать оборону противника.

Свое слабое место — посредственное выбивание — я старался компенсировать тем, что мне удавалось по-настоящему: броском рукой на большую глубину. Мяч, брошенный мною, летит так же далеко, как и пробитый. К тому же брошенный мяч летит куда точнее, чем выбитый.

Итак, я предпочитал направлять мяч в поле рукой. Сначала выслушивал за это упреки, но со временем ко мне притерпелись. От этой привычки я не отказался и в основном составе, и когда выступал в дивизионе, во второй и первой лигах. Спустя два года после первенства мира в Чили покинул сборную Вильям Шройф. И вот тренер Марко, выбирая преемника, решил попробовать меня еще и потому, что, в отличие от других голкиперов, я умел далеко и точно выбрасывать мяч. Марко ставил мне это в заслугу. В таком способе ввода мяча в игру он видел преимущество и потому включал его в тактический план.

Перед матчем с чемпионами мира на «Уэмбли» в 1966 году он дал полевым игрокам такую установку: мяч у Виктора — не стойте. Открывайтесь, все время ищите свободное место, ближе к боковой, подальше от соперника. Это — отправной момент к голевой атаке.

К сожалению, как мы хотели, не вышло.

Играю за юношей Оломоуцкой области

Команда юношей подобралась неплохой. В тот сезон мы, ветряковцы, выиграли областной чемпионат и отборочные встречи за выход в первую юношескую лигу. Но не каждый день приходил праздник на нашу улицу. Я не был семи пядей во лбу — доводилось и мне вынимать из сетки по четыре, а то и по пять мячей, что, конечно, огорчало, хотя иногда меня пытались успокоить, утверждая, что я к голам непричастен. Три — еще куда ни шло. Но такой «баланс» не способствовал бодрому настрою. За всю мою карьеру вратаря больше всего врезались в память матчи, в которых я пропустил пять или больше голов. Их было всего три. Первый — в Нитре в 1963 году (тогда я выступал за Брно), второй — в Братиславе со «Слованом» в 1969 году, и третий в 1974 году с голландской командой «Твенте» (Энсхеде) на европейский кубок.