Слухи, а иногда и явные домыслы возникали в результате того, что не все в команде обнаружили свои самые сильные стороны (не потому, что не хотели, а потому, что не могли). Кое-кого застигло врасплох высокогорье. Не все одинаково приспособились к игре в жару на разреженном воздухе. Эти факторы мы недооценили. И не проверили себя в тренировочных матчах. Но виноваты здесь не только игроки или наставники. Помню, как наши тренеры настаивали на том, чтобы прервать матчи первенства лиги и выделить нам («сборникам») время, необходимое для достижения Нужной на тот период физической кондиции. Так поступили, например, бразильцы. Англичане перебазировались (в тех же целях) в Колумбию. Мы же... продолжали бороться за очки в первенстве лиги. Результат? Другие европейские команды (в том числе и румынская) смогли адаптироваться в Мексике лучше нас. И не важно, что на исходе сил доигрывали встречи даже такие команды, как сборные ФРГ, Италии или Англии. В процесс нашей подготовки, бесспорно, вкрались какие-то просчеты. Не знаю, какие точно,— я лишь игрок и говорю только о том, что видел, наблюдая за собой и за товарищами. И поныне, пожалуй, ни у кого нет в этом ясности, поскольку в вихре полемики важный вопрос был, в конце концов, как бы спрятан под сукно, оттеснен на задний план иными, более нашумевшими проблемами.
Самая громкая из них — афера под названием «Адидас» — «Пума». Вспоминаю о ней без удовольствия. История давняя, и лучше всего было бы о ней забыть, но тогда вокруг нее шло много разговоров. О ней писали, и все это имело последствия для нашей сборной и для меня лично.
Общественность лихорадило. Самые фантастические слухи и пересуды подливали масло в огонь. Суть дела состояла в том, что две конкурировавшие заграничные фирмы, производящие бутсы и спортивный инвентарь, спорили о том, какой из них экипировать нас. В ходе конкурентной борьбы фирмы-соперницы прибегали, бесспорно, не только к разрешенным средствам достижения целей. Ситуация, в общем-то, банальная. Но в итоге дело обернулось так, будто бы спортсмены стали думать не столько о футболе, сколько о причитавшемся им денежном вознаграждении.
Хотел бы остановиться на этом подробнее. Стоять в воротах национальной сборной для меня всегда означало и означает несравненно больше, чем «отработка» вознаграждения. Но поскольку в этой связи на нас (в том числе и на меня) легло обвинение в корысти, считаю необходимым привести и доводы, так сказать, экономические. Решающее мерило любого футболиста— его игра. Она и возносит его и больно бросает; посредством ее он добивается авторитета и известности. Другими словами, она раскрывает его ценность как спортсмена. Если бы меня интересовали только (или прежде всего) деньги, я принял бы в свое время приглашение «Аякса» или совсем недавнее предложение менеджеров и тренера бразильского клуба «Сан-Паулу», которое мне сделали прямо в Гвадалахаре, на мексиканском чемпионате. Финансовое обеспечение выражалось пятизначным числом, в долларах. По сравнению с этой суммой деньги, о которых шла речь в связи со спором двух фирм, были бы просто карманными расходами.
Дело зашло наконец так далеко, что осенью нас вызвали на дисциплинарную комиссию тогдашней футбольной федерации. Пригласили человек десять, но обвинение было выдвинуто против всех двадцати двух, входивших тогда в сборную (даже тех, кто в Мексику не ездил). Первый и, надеюсь, последний раз я оказался на заседании комиссии. Никогда ни прежде, ни впоследствии не получал никаких дисциплинарных наказаний. За всю свою футбольную карьеру ни разу не был удален с поля, и только раз мне была показана желтая карточка — за столкновение с бывшим партнером Стандой Штрунцем, когда я хотел занять более удобную позицию перед подачей мяча с углового. Да и то, в сущности, это была шутка. Мы действительно теснили друг друга, но судья не обратил на эту мелочь внимание. Тогда Станда, схватившись за плечо и делая вид, что ему основательно двинули, «подал голос». Потом мы же со смехом вспоминали, как судья клюнул на уловку и показал мне желтую карточку. Конец тоже был опереточный: в протоколе предупреждение зафиксировали не в мой адрес, а (по ошибке) моему партнеру Мацелу.