Мой отец - Фидель Кастро

Мы с Панчи поженились, чтобы не терять привилегии, предоставляемой государством молодоженам. Такой привилегией являлась возможность приобрести кое-какие вещи во Дворце бракосочетаний. Мы купили два столовых прибора, простыню, спортивный костюм, кальсоны, покрывало. Некоторым везло больше, и они приобретали, кроме всего перечисленного, еще и туфли.

* * *

Когда пришло время проходить медицинскую практику, мой живот приобрел солидные размеры. Так что в стационарный университетский центр имени Мануэля Файярдо я пришла не одна, а в компании с будущим троллем.

Профессор Вагнер встретил практикантов следующей речью:

— Выполнение интернационального долга на территории Анголы является в настоящее время первостепенной задачей, поставленной нашим правительством перед кубинским народом. Поэтому в наших больницах сейчас недостает медицинских материалов и инструментов. Ведь они еще более необходимы нашей армии там, в Анголе. Но мы не должны опускать руки в этих непростых условиях. Необходимо искать и находить выход в самых сложных ситуациях.

Врачи и медсестры нашей клиники с пониманием относятся к трудностям, вызванным объективными причинами, они вносят свой посильный вклад в изменение ситуации в лучшую сторону. Например, медсестры нашего центра изобрели заменитель мочесборника.

И он показал нам невероятно сложную и малоэффективную конструкцию, состоящую из лейкопластыря, резиновых перчаток и банки из-под майонеза. Одного взгляда на больного, которому «посчастливилось» пользоваться мочесборником кустарного производства, было достаточно, чтобы понять, какие дополнительные страдания причиняет этот аппарат и без того страдающим людям.

— Каждому из вас будет доверен один пациент.

Он говорил, будто вслух читал подготовленный текст.

В больнице иерархия была поставлена с ног на голову. Самой главной личностью здесь была кладовщица. Она распоряжалась всеми больничными запасами. После нее по важности шли медсестры, которые были в курсе всех событий. За медсестрами следовали врачи, за врачами — мы, студенты, и, наконец, в самом низу иерархической лестницы находились больные.

На этой неделе у нас начинались дидактические занятия. Профессор Вагнер рассказывал нам о паховых мышцах и семенных каналах со слабыми стенками, когда в зал вошел тщедушный старичок. Он шел, широко расставляя ноги, осторожно проталкивая вперед мошонку гигантского размера. Этому пациенту сказали, что его лечение и выздоровление напрямую зависят от этого эксгибиционистского акта.

Старик сглотнул слюну, спустил штаны и осторожно, словно спящего младенца, взял в руки и положил на стол свою огромную мошонку, поросшую серой шерстью. Он смотрел на нее каким-то отстраненным взглядом, словно она не являлась частью его тела, а принадлежала кому-то другому.

— Это случай паховой грыжи. Вы можете подойти поближе и пощупать, — бросил нам Вагнер.

* * *

Не прошло и трех недель с начала практических занятий, как Кончита и Луиса, наша знаменитая парочка активных деятельниц Коммунистического Союза Молодежи, получили телеграммы одинакового содержания: они должны были остаться на второй год из-за пропусков занятий по физкультуре.

Через три дня такую же телеграмму получила и я.

Как больной старик выкладывал на стол свою огромную мошонку, так и я выложила на стол декана факультета свой раздутый живот, предварительно освободив его от одежды.

— Как вы думаете, это свинка?

— Нет, конечно, — ответила декан.

— Почему вы хотите, чтобы я стала первой беременной на факультете, занимающейся гимнастикой?

— Дело в том, что две студентки обвиняют тебя в том, что ты запугала преподавателей физвоспитания.

— Как? Я одна затерроризировала всех преподавателей? Каким образом?

— Ты показала им фотографии, на которых ты вместе с Фиделем.

Кончита и ее подпевала стали моим вечным кошмаром. Как только я поступила на подготовительные курсы, эти общественные деятельницы сразу же стали портить мне жизнь. Я очень хорошо помнила, как они с Ла Маркетти, пристроившись, словно куры на насесте, на мешках с сахаром, обвиняли меня и моих подруг в лесбиянстве. И нужно же было им поступить именно на тот факультет, который выбрала я. А впрочем, хватало «доброжелателей» помимо Кончиты с Луисой. Я помню, как отец Алкимии, желая защитить свою дочь, подозреваемую в воровстве, заявил полиции, что я была ее соучастницей. Каждый раз, когда я оказывалась поблизости от самой незначительной проблемы, никакого отношения лично ко мне не имеющей, обязательно находился кто-нибудь из детей или их родителей, кто впутывал в это дело меня. Люди почему-то думали, что если среди виновных окажусь я, то всех простят заодно со мной. Ведь я была дочерью Фиделя, а значит, мне было позволено больше, чем другим. Так считали многие люди.

Я сказала декану: