Мой отец Валентин Серов. Воспоминания дочери художника

Антон!!!
Наш дорогой Антон,
Тебя мы всюду, всюду ищем,
Мы по Москве, как звери, рыщем.
Куда ж ты скрылся, наш плут-он.
Приди скорее к нам в объятья,
Тебе мы – истинные братья.
Но если в том ты зришь обман,
То мы уедем в ресторан.
Оттуда, милый наш Антоша,
Как ни тяжка нам будет ноша,
А мы поедем на Парнас,
Чтобы с похмелья пить квас.
Жму руку Вам
Шаляпин-бас.
Ты, может, с нами (час неровен),
Так приезжай, мы ждем.

Коровин.

Во время революции 1905 года Валентина Семеновна Серова организовала в Москве столовую для рабочих. Средства были очень нужны. Папа доставал деньги у всех, у кого только мог. Дали деньги и Шаляпин и Коровин. Помню, Шаляпин дал тысячу рублей.

Обстановка была очень напряженная. Черносотенцы, возмущенные бабушкиной деятельностью, прислали ей письмо такого содержания: «Графиня, если Вы не перестанете кормить рабочих, мы Вас убьем». Подъезжая однажды на конке к зданию, где помещалась столовая, бабушка увидала толпу, явно ее поджидавшую. Пришлось на этот раз вернуться домой. Папа очень за бабушку волновался. Потом уже была организована дружина из вооруженных рабочих, которая дежурила около столовой.

Как-то в те же революционные волнительные дни Шаляпин и Коровин присылают за папой лошадь. Сами они сидели в «Метрополе» и звали папу приехать.

Только что арестовали отца одной нашей хорошей знакомой. Когда раздался громкий звонок приехавшего кучера, все решили, что пришли за дочерью этого знакомого, которая находилась у нас. «Делать им нечего», – рассердился папа, прочитав записку. Но так как лошадь была уже прислана, он поехал.

Шаляпин и Коровин завтракали и, выпивая, полушутя, полусерьезно рассуждали о том, куда лучше, в какой банк перевести за границу деньги. «А я, – сказал папа, – уже все перевел». «Как, куда?!» – «Прожил».

В 1910 году в Петербурге, в Мариинском театре, во время исполнения гимна (в театре присутствовал Николай II, шла опера «Борис Годунов». Бориса пел Шаляпин) Шаляпин встал на колени перед ложей, в которой находился Николай. Объяснял Федор Иванович свой поступок артистическим подъемом, а не приливом верноподданнических чувств.

Этот факт папу ошеломил и глубоко взволновал. Помню, как папа ходил по комнате, подходил к окну, останавливался, подымал недоуменно плечи, опять начинал ходить, лицо выражало страдание, рукою он все растирал себе грудь. «Как это могло случиться, – говорил папа, – что Федор Иванович, человек левых взглядов, друг Горького, Леонида Андреева, мог так поступить. Видно, у нас в России служить можно только на карачках». Папа написал Шаляпину письмо, и они больше не видались[125].

В 1911 году Шаляпин и папа оба были в Париже. Шаляпин рассказывал потом, что он видел папу в партере в театре. Безумно хотелось ему подойти, хотелось вернуть папину дружбу и любовь, но он не знал, как это сделать, с чего начать, что сказать, не знал, как папа к нему отнесется. Мучимый сомнениями, он так подойти и не решился. Боясь же встретить папу случайно, он поднялся на верхний ярус и просидел там до конца спектакля.

Весть о папиной смерти застала его в Петербурге. Он прислал маме телеграмму: «Дорогая Ольга Федоровна, нет слов изъяснить ужас, горе, охватившее меня. Дай Вам бог твердости, мужества перенести ужасную трагедию. Душевно с Вами. Федор Шаляпин».

В 1912 году, в первую годовщину папиной смерти, в Петербурге, в церкви Академии художеств, служили по папе панихиду. Федор Иванович пришел в церковь, встал на клирос и пел с хором до конца службы.

В том же году в Москве в Обществе любителей художеств был вечер, посвященный папиной памяти. Было много речей.

Коровин сказал, что в Серове художники утратили честного и непреклонного защитника их достоинств.

Репин произнес страстную, бурную речь, полную любви и восхищения, которую закончил так: «Серов сказал бы: „Хм, хм“, и в этих „хм“, „хм“ было бы больше смысла, чем во всех сказанных мною словах».

Портрет С. С. Боткина. 1900–1901

Приехал Шаляпин. В публике начался все более и более усиливающийся гул, всем хотелось увидеть Шаляпина. Последние слова Репина слушали уже плохо.

После Репина вышел Шаляпин. Речь свою он начал словами: «Серов был великий молчальник, кратки были его слова и дли-н-н-н-о было его молчание…»[126]

Коровин и папа были очень дружны. Папа любил Коровина нежно, в особенности в молодости, любил и ценил его исключительное живописное дарование и прощал ему многое, чего другому бы не простил.