Мой отец Валентин Серов. Воспоминания дочери художника

Он отправлялся к Щербатовым по утрам, а если, бывало, почему-нибудь отменял сеанс, посылался к телефону (к кому-то во двор) Юрий, который говорил: «Папа извиняется, он не может сегодня быть».

Двадцать второго ноября Юра был послан к телефону, и растерянно он начал свою стереотипную фразу – «Папа извиняется, он не может прийти». Помолчав, на какую-то реплику в телефоне он вымолвил: «Он умер».

Валентин Александрович, проснувшись утром, почувствовал себя плохо и раньше чем Ольга Федоровна успела ему помочь сразу потерял сознание. Навсегда.

В Училище живописи с утра вдруг стали возбужденно и тихо говорить: «Кажется, Серов умер».

Некоторые студенты побежали на квартиру Серовых.

Да… горы белых цветов в зале.

Серов в черном сюртуке в гробу. Непривычна для него черная одежда – он всегда одевался в серые пиджаки и смокинги.

Мягко сложены руки – этой мягкости при жизни никогда не было. Серов сразу стал не Серовым. Появившаяся бездеятельность черт лица и рук сразу уничтожила образ. Улетевшая жизнь унесла его с собой.

Очевидно, слишком большую роль в лице играла налитость жизнью, четкость взгляда и движений.

И было оскорбление в том, что люди прощаются уже совсем «не с Серовым».

Его кабинет. Среди картонов – один из эскизов «Дианы и Актеона» на мольберте, а на столе стакан с водой, чуть розоватой, с акварельной кистью в нем… Кругом листки с рисунками, акварелями и тетрадка с французскими словами. Он начал изучать более пристально французский язык для того, чтобы следить за успехами Антоши.

В комнате детей, в мезонине, вызванная из-под Петербурга Валентина Семеновна, как подбитый лев. Одна. Я бросилась перед ней на колени, целуя ее руки, в первый раз в жизни – без стеснения с ней…

Через три дня широкая лестница Третьяковской галереи торжественно уставлена венками и белыми цветами[431]. Среди цветов большая фишеровская фотография Серова, грустно смотрящего, ставшая потом популярной. Очень внутренно не похожая фотография. Сентиментального выражения у Серова в жизни ни на минуту пе было. Неужели этому образу суждено заслонить настоящее лицо?

Вот с чем в смерти не миришься: она сигнал для забвения личности. Время непременно стушует подвижное лицо, голос, произносящий меткое слово. Затушует, потому что кругом все живет.

Прошли десятилетия со смерти Серова, и, когда они прошли, скорбь сделалась иною.

Для искусства огромное несчастье, что Серов, уйдя из жизни в поре сил, не успел сделать тех работ, о которых он начал мечтать, он ведь все шел вперед… Но он не познал дряхлости, не познал отлива сил.

Но что я? Разве произведения Серова и в старости не могли быть того же высокого уровня, который неизменно характеризует его произведения периода даже смертельной болезни, как свойственно только редчайшим из редчайших избранников искусства?

Серов умер смертью воина в бою – среди буйной работы, как и жил.

Д. Сарабьянов В. А. Серов в воспоминаниях Н. Я. Симонович-Ефимовой

Н. Я. Симонович-Ефимова выступает в своих воспоминаниях не как бесстрастный регистратор событий, связанных с Серовым, не как хроникер, а как подлинный художник. Дело не только в том, что, будучи сама живописцем, она легко и свободно может судить о творческом методе Серова, о его эволюции, о характере его исканий. Дело и в том, что она умеет мыслить образно, что каждое ее слово, каждая фраза, изображение события, описание природы – все свидетельствует художническом взгляде.

В. А. Серов и Н. Я. Симонович-Ефимова принадлежат к богатой талантами семье, многие члены которой жили искусством или в той или иной мере с ним соприкасались. Мать В. А. Серова – Валентина Семеновна (тетка Н. Я. Симонович-Ефимовой) была известным композитором и музыкантом-исполнителем. Одна из старших сестер автора воспоминаний – М. Я. Симонович-Львова, послужившая моделью «Девушки, освещенной солнцем», была скульптором. Другая – Надежда Яковлевна – вышла замуж за художника Дервиза, друга Серова. Мужем Нины Яковлевны был известный скульптор Ефимов, в молодости учившийся у Серова. Этот перечень можно было бы расширить, имел в виду и последующие поколения – вплоть до сегодняшнего.

Н. Я. Симонович-Ефимова на двенадцать лет младше Серова (она родилась в 1877 году). Серов без сомнения повлиял на нее и в плане «человеческом» и в плане художественном. Авторитет знаменитого мастера и на редкость честного и чистого человека был незыблемым для людей, его окружавших.

Нина Яковлевна рано начала проявлять интерес к искусству. Этому способствовала та атмосфера, в которой она росла и которая во многом создавалась частым присутствием Серова, а также Врубеля в доме Симоновичей. О первых опытах, о первых уроках и советах Серова рассказывается в этой книге.