— Хаджи-Мурата Дзарахохова? А кто же его не знает в нашей дивизии?! Председателя солдатского комитета. После Февральской революции, когда царя скинули, без ведома Дзарахохова солдаты в нашей дивизии никому и не подчинялись. — Аппе провел рукой по усам и улыбнулся Куцыку и мне тоже.
— А он из каких? Из большевиков или кадетов? — не отступал Куцык. — Да не дергайте меня. Узнать надо. Родственником доводится он моему отцу. И мне, значит…
— Большевик! — улыбнулся Аппе и подмигнул мне, смутил меня. — Он за власть, которая дала землю народу!.. Это он направил меня сюда. Езжай, говорит, на родину и сообщи всем нашим о том, чего хотят большевики-ленинцы…
Опять поднялся галдеж.
— Да остановитесь вы! — крикнул Куцык. — Человек золотые слова говорит! Послушаем… Ты мне, Аппе, скажи толком: как будет дальше? Ленин в России старшим надолго останется? Или, может… — Он замолчал.
— Нет такой силы на земле, которая бы власть Ленина сменила, — уверенно ответил Аппе. — Богатыря такого нет, чтобы отобрать у народа его счастье!
— А землю делить будут? — ехидно спросил издали косоглазый горец. — Домой в горы нам возвращаться или сейчас начнем?
— Как пожелает народ, — не дал сбить себя с толку Аппе. — Не так ли, Иван?
Иван легко вспрыгнул в кузов брички и, подняв руку, громко произнес:
— По решению большевиков Терской области вся земля должна быть немедленно отнята у богатеев и передана народу. А делить можно ее хоть сегодня. Надо только выбрать ответственных. Я предлагаю в комиссию Куцыка…
Неожиданный выстрел оборвал Ивана на полуслове. Он схватился рукой за шею и осел на бричке. Люди шарахнулись в стороны, бросились в кукурузу. Закричали женщины. Я успела только заметить, как Аппе пришпорил коня, конь вздыбился и налетел на Дженалдыко. Раздался еще выстрел. Я закрыла глаза, мне показалось, что Аппе убит и свалился с лошади. Когда открыла глаза, его и в самом деле не было в седле. Он стоял над распростертым алдаром, тяжело дышал. Соскочила я с брички, подбежала к нему, схватилась за бурку — сердце у самой так и колотится. «Не дай бог увидеть Агубечиру отца в таком положении: застрелит солдата, — испугалась я. — Упаси господи, если этот старый волк околеет, Аппе несдобровать».
И об Иване забыла. Оглянулась: Маша и Куцык перевязывают ему шею.
— Не оставляй в по-ле, — с трудом произнес Дженалдыко и глянул на меня кровавым взглядом. — Ой, грудь моя!..
ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ
Правду говорят, что от хромоты собака не подыхает. Повалялся день-другой Дженалдыко и исчез вдруг, никому ничего не сказал, только все ценное в доме упрятал. Пристроился, по слухам, у какого-то Бигаева, который объявил себя в Ардоне правителем Осетии. Другой такой правитель отыскался в Моздоке, Бичераховым звался.
Смутное, неласковое пошло время. Надежда с безверием сплелись. Никто не знал, что будет завтра. Самозванные цари-правители были один лютее другого, и каждый требовал, чтобы простые люди шли за них воевать, будто мухи осенью кусались. Меж собой грызлись, всяк хотел первым стать и подольше в царях побывать.
Иван и солдат Аппе слуху о себе не подавали. Куцык однажды шепнул мне, что воюют они против белых генералов, которые хотят снова царя на троп посадить и советскую власть низвести. И Маша, мол, там в красном отряде. Как мне стало тревожно за солдата Аппе, нещадно ругала себя, что не ушла вместе с ними. Была бы сейчас там и тоже била бы всяких белых и черных генералов. Вместо этого ухаживай за больной Ирахан-ахсин. Деваться-то было некуда, за кусок хлеба прислуживала.
В доме Дженалдыко теперь разместились офицеры с солдатами, штаб какой-то устроили. Все толковали о своем Деникине и возмущались, что не его, а какого-то бездарного Колчака возводят в главного правителя России. Деникина всего-навсего в заместители прочат. Потом раскладывали в гостиной большую карту и начинали прикидывать, когда Деникин и другие генералы сумеют Москву и Петроград захватить, большевиков всех уничтожить и вообще порядок в империи навести, Ленина повесить. Ругали заморских союзников, которые плохо помогают, мало шлют в Россию солдат, а если и присылают, то таких, которые воевать не способны, позорят только заграницу… Напьются офицеры и заставляют меня на гармони играть — я после похищения Дарихан научилась. Ругались они больше, чем радовались, и это веселило меня. Значит, думала, бьет солдат Аппе белых генералов и скоро вернется с Иваном и Машей обратно. А тут еще среди офицеров слух прошел, что «босяцкая армия» Ленина добивает надежду Антанты — Колчака.
Поспорили тогда офицеры. Одни кричали, что если бы все доверили Деникину, такого позора не случилось бы. Другие в ответ: Деникин, мол, тоже почти до Москвы дошел, пол-армии положил и до гор Кавказских докатился…