Мои шифоновые окопы. Мемуары легенды

Так прошло несколько месяцев, миновали День благодарения и Рождество. Я был один в доме, окруженный вещами бабушки. Чтобы подавить чувство одиночества, я налегал на еду. На оба праздника я заказывал еду в Dillard’s BBQ, местном ресторане традиционной негритянской еды, причем столько, что хватило бы накормить большую компанию. Кастрюля макарон с сыром, противень фаршированной индейки с заправкой, глазированный батат, корзина домашних булочек. А на десерт лимонный и шоколадный торт. Никаких овощей или фруктов, и все это я уплетал один – гостей не приглашал. Вечером я мог съесть половину этого, а потом утром проснуться и доесть остальное.

Вместо того чтобы разбираться с тем, что происходит в моей жизни, я не переставая ел в попытке подавить свои эмоции. Еда, особенно десерты, заменяла любовь, которую дарила мне бабушка. С ее смертью я остался один и, живя в Дареме, полностью утратил контроль над своим питанием.

Однажды снежным вечером в Дареме неожиданно раздался звонок от Анны Винтур. Она звонила из Лондона, связь была плохая, но тон ее голоса и сам факт ее звонка заставили меня предположить, что что-то произошло. Умерла ее мать, Элеонора Трего Бейкер.

Сразу же после того, как она сообщила новость, связь прервалась. Затем телефон зазвонил снова – на сей раз это был ее муж, Дэвид Шаффер. Он был в Нью-Йорке с детьми, где жуткая метель накрыла весь северо-восток. С. И. Ньюхаус предлагал отправить его частным самолетом, но и он не смог бы взлететь из-за погодных условий.

«Анне нельзя сейчас оставаться одной, но мы с детьми не можем выбраться из Нью-Йорка из-за метели. Я подумал, раз уж вы в Северной Каролине, возможно, вы смогли бы добраться до Англии?» – «Я сделаю все от меня зависящее».

Метель на юге была не такой сильной, но шел снег, и многие рейсы отменялись. Мне удалось исхитриться и сесть в самолет до Майами. Мы несколько часов ждали на взлетно-посадочной полосе, когда самолет обработают от обледенения, но в конце концов вылетели из Флориды, и на следующее утро я был в Англии.

Я успел как раз вовремя, чтобы переодеться и добраться до крематория, где уже ждали отец Анны, ее брат и сестра. С задней скамьи я наблюдал, как Анна произносит надгробную речь. Она была близка с матерью, хотя мало о ней говорила. Так что для меня было шоком, когда в конце речи у нее полились слезы. Анна не сдержалась на глазах у всех и расплакалась. Я инстинктивно поднялся и подошел к ней, обнял ее, и так мы и шли к выходу. Это был единственный раз, когда я держал в объятиях Анну Винтур.

Любовь встречается во многих обличьях. Она должна быть доброй и обоюдной. Преданность своим друзьям – это благородное чувство. Хорошие времена или плохие, взлеты или падения – в настоящей дружбе человек черпает для себя силы. Пока я работал у Анны, она никогда не делилась со мной подробностями своей личной жизни, не рассказывала ни о разводе, ни о смерти отца, ни о чем. Но в тот момент я не был ее сотрудником, я был ее близким другом. Мы официально помирились и начали проводить время вместе.

В течение следующих нескольких лет я жил в Дареме и при необходимости ездил в Нью-Йорк и Париж, останавливаясь в люксе Royalton или Ritz. Грейдон Картер пригласил меня в качестве редактора стиля в Vanity Fair, и именно для Грейдона я сделал некоторые из моих самых любимых фотосессий. Многие из них были попытками модной сатиры, гиперболой, и почти все мои съемки попадали в номер полностью, без цензуры. Это был глоток свежего воздуха – снять историю и потом увидеть ее в журнале!

Однажды зимним вечером в Париже в 1996 году мы с Карлом Лагерфельдом говорили о том, что юбки с кринолинами все чаще появляются на показах от кутюр. Этот тренд задал Гальяно, вдохновившись, в свою очередь, силуэтами девятнадцатого века. Образ Скарлетт О’Хара определенно витал на парижских подиумах. Съемки в Vanity Fair должны были иметь привязку к Голливуду или чему-то культовому для дизайнеров и критиков, поэтому я начал подумывать об использовании «Унесенных ветром» в качестве возможной отправной точки. Это занимательный фильм, но далеко не мой любимый. По понятным причинам.

На той самой выставке, где я впервые работал волонтером для миссис Вриланд, было представлено знаменитое платье Скарлетт, сшитое из портьеры, а также несколько других ее платьев и нарядов. Я много раз смотрел этот фильм и могу оценить размах и масштаб работы костюмера, великолепие костюмов, насыщенные цвета. Но если серьезно, может ли чернокожий человек в здравом уме получать удовольствие от этого фильма?

Эта спонтанная композиция вызывает в памяти моего отца, который был страстным фотографом-любителем и имел собственную лабораторию с проявочным оборудованием. Когда он умер, я положил ему в гроб его любимую камеру.

Фото Андре Леона Телли для Vanity Fair.