Мои современницы

Пусть не думает, однако, читатель, что героиня моя перенесла большое несчастье или суровую болезнь. Напротив, судьба ее сложилась так, что многие недальновидные люди, плохо наблюдающие жизнь, весьма ей подчас завидовали.

По смерти родителей Ирина осталась на полной свободе с хорошими средствами, хорошим именем и хорошим положением в обществе. Она обладала прекрасным здоровьем, хотя родилась и всю жизнь прожила в Петербурге; была умна и хорошо образована. Чего бы, кажется, просить еще у Бога?

Но как-то повелось у нас на Руси, что никакие дары небес не идут русским людям на пользу. Чем объяснить это странное явление? Русским ли своеобразным характером или всеобщей неурядицей и беспорядочностью нашей жизни? Французы, в подобном же случае, в сказке «La Belle au bois dormant»[61] всю вину сваливают на злую фею, которую обошли приглашением на крестины. Думается мне, я немного ошибусь, если скажу, что в России роль злой феи исполняют сами родители новорожденного младенца. О, конечно, не нарочно, а лишь вследствие русской лени и отсутствия руководящей идеи при воспитании детей.

Ирина Мстинская рано потеряла мать и была воспитана отцом-ученым, всю жизнь проводившим в своей лаборатории. Он чуждался общества и принимал у себя лишь немногих товарищей, столь же ревностно, как и он, преданных науке. Маленькую Ирину он очень любил, холил и баловал, но как все, вообще, русские родители, мало интересовался ее душевной жизнью. Девочка росла одинокая, молчаливая и задумчивая. Книги заменяли ей подруг и детские игры. Читала она очень много, без разбора и руководства, и всю свою веру, цель и план жизни почерпнула из книг. Книга стала между нею и действительной жизнью и заслонила собою ту правду, которую не скажет человеку ни одно литературное произведение, как бы гениально оно ни было, и которую можно постичь лишь долголетними неустанными наблюдениями над людьми.

В книгах же нашла Ирина идеал любимого человека. Герой ее был чрезвычайно сложен. Он соединял в себе одновременно и стоицизм древних римлян, и романтизм средневековых рыцарей, и галантность пудреных маркизов, и благородство героев английских романов.

Пусть не смеется читатель! Ирина была неглупа, но молода и неопытна, совсем не знала жизни и искренно надеялась встретить на своем пути подобного фантастического героя. Печальнее всего было то, что Ирина вздумала искать его в кругу родных и знакомых своей матери, принадлежавшей по рождении к высшему петербургскому чиновничеству, т. е. в наименее поэтичном сословии русского общества.

Близость Двора, знати и богатства делает из молодых петербургских чиновников ранних карьеристов и невольно вовлекает их в погоню за почестями, за деньгами, за блестящими назначениями. Отдаленность же Петербурга от прочей России уничтожает в них основную идею всякой добросовестной службы – благо своей родины. Служба превращается в личную карьеру, и все средства кажутся хорошими для ее достижения. Еще в детстве, в училищах, они, слыша постоянные разговоры о повышениях и наградах, рано черствеют душой и делаются циниками. Жены их никакого доброго влияния на них не имеют, ибо, в большинстве случаев, вырастают в тех же чиновничьих семьях и ничего постыдного в карьеризме не видят; напротив, всячески поощряют и подталкивают своих мужей в погоне за выгодными местами. Но на свежего человека, каким была Ирина, весь цинизм чиновничьих разговоров и идеалов производил отвратительное впечатление. На карьеризм смотрела она с величайшим презрением и считала его мещанством, достойным лакеев. Отец ее, высоко ставивший свое дворянство, сумел внушить дочери, что уже в силу своего рождения потомственной дворянкой, она равна всем Роганам и Монморанси[62]. Она с пренебрежением смотрела на ордена, отличия, титулы и удивлялась, как могут люди увлекаться подобными игрушками. Денег у нее было достаточно для спокойной обеспеченной жизни, а роскошь ее не прельщала. Ирина была идеалистка и высшим благом жизни считала любовь, благородную и чистую.

Будь она англичанкой или американкой, Ирина не довольствовалась бы своим небольшим кружком знакомых, а отправилась бы отыскивать своего героя по всей России и даже заграницей. Но Ирина была русская девушка, а, следовательно, вялая и неподвижная, и не только не ездила в провинции, но и в Петербурге не в силах была поискать, не прячется ли ее рыцарь в других кругах столицы. Она лишь страдала, презирая те жалкие типы, что встречались ей в обществе, и упорно ждала человека, перед которым ей суждено было преклониться. Такому терпеливому ожиданию много способствовала особенность ее веры.

Ирина с ранних лет составила себе то собственное credo, которое большинству людей заменяет официально принятую в государстве религию, всегда плохо понимаемую. Основанием ее веры было, конечно, христианство, но с теми искривлениями и особенностями, которые оно принимает согласно различным душевным и умственным силам верующего.