В тот день я был одет в комбинезон из эластика, с головы до ног в синтетике. Поняв, что погибаю, взял и прямо на сцене отрезал от середины бедра «ноги» трико. Получилось что-то типа детского песочника, только на балетный лад. Ноги почти голые! Я почувствовал такое облегчение, так удобно. Стал такую одежду носить. Семёновой мое изобретение понравилось. «Очень хорошо», – сказала она. Первые полгода меня в театре «песочили», смеялись, а еще через полгода в эти «песочники» оделся весь балетный мир, я имею в виду танцовщиков. Жаль, что я, дитя СССР, не догадался запатентовать свое изобретение!
«Раймонда», которую я так ждал, обернулась грандиозным скандалом. Волочковой не понравились костюмы Вирсаладзе. Сначала она вышла в розовой пачке, а в III акте в васильковой, на голове шапочка с пером, как у И. А. Колпаковой когда-то. Понятно, что те костюмы тоже Вирсаладзе делал, но к совершенно другой «Раймонде». В общем, у Насти получилось «ни к селу ни к городу». Из зала понеслось: «Долой Волочкову!»
Несмотря на то что между «Лебединым озером» и «Раймондой» прошло совсем немного времени, Настя уже заняла лидирующее положение среди балерин. Руководство вокруг нее водило хороводы, статусные поклонники, цветы не корзинами – грузовиками присылали. Делать ей замечания стало просто невозможно. Пресса по поводу «Раймонды» разгулялась, я тоже попал «под раздачу». Вышли статьи типа «Коля + Настя = скандал». Впервые в жизни я получил такую оценку своей работы, притом что станцевал я очень прилично, Фадеечев был доволен.
Но не наше фиаско с Волочковой в «Раймонде» занимало труппу. За два дня до спектакля стало известно, что Богатырёву как и. о. художественного руководителя балета Большого театра не продлили контракт и что его место займет премьер ГАБТа Алексей Фадеечев.
«Добрые люди» тут же закричали, что я об этой смене руководства знал еще в Штатах и потому специально спровоцировал на конфликт своего бывшего педагога, который якобы меня вырастил, сделал из меня звезду. И что мой переход в ученики к отцу нового руководителя балета ГАБТа – Фадеечеву-старшему – вызван желанием еще больше упрочить свое положение в труппе. Мне к таким разговорам было не привыкать.
А вот Богатырёв… Судя по всему, он не сразу поверил в свою отставку. Когда я станцевал Жана де Бриена, он ко мне подошел как руководитель, поздравил. Потом ко мне подошел Лёша Фадеечев и тоже как руководитель пожал руку, сделав какие-то пожелания. Он был рад, что я стал учеником его отца.
Фадеечев-младший в это время танцевал свои последние спектакли, он уходил со сцены. О Леше могу сказать только хорошее. Он был единственным среди солистов, кто поддерживал меня, защищал в классе, когда я только пришел в театр. Мог подойти, сделать какие-то действительно верные замечания: «Видел тебя, знаешь, вот это было хорошо, а вот это я бы все-таки исправил». Он не изображал из себя звезду, никому не завидовал, в подковерной возне не участвовал. Я Лешу уважал и всегда прислушивался к его профессиональным советам.
Так как у Большого театра не было никаких гастролей, мы ушли в отпуск. Я сел в самолет и улетел в Нью-Йорк, в июле, когда там плавится асфальт. Недели две ходил по музеям, по вечерам не вылезал из Меtropolitan Opera. В конце июля в очередной раз приехал в Вейл. Там через день танцевали: то Большой театр с концертной программой, то New York City Ballet, в финале совместный концерт. Параллельно С. Н. Головкина и П. А. Пестов давали мастер-классы.
Утром я ходил заниматься в класс к Петру Антоновичу. Там выделялись два мальчика лет шестнадцати: Дэвид Холберг и Марк Эванс. Оба приехали с родителями. Родители Марка все меня спрашивали, где лучше учиться. В результате Марк закончил у Пестова в Штутгарте, работал в Европе и Канаде. А отец Холберга был против того, чтобы его сын балетом занимался. Он дальнобойщиком работал, семья шведского происхождения, жила в городе Финикс в США. Я разговаривал с родственниками Дэвида, убеждал их, что мальчик имеет большие способности, его ждет большое будущее, порекомендовал ехать к Пестову или в школу Парижской оперы. Насколько я знаю, обучение в Париже оказалось дешевле, чем в Штутгарте, директор школы К. Бесси дала Дэвиду какую-то стипендию. Но поскольку Холберг американец, его в Опера́ не взяли. Был негласный закон, по которому в Парижской опере не мог работать не гражданин Франции. Они же испанца Хосе Мартинеса из-за этого превратили в Жозе Мартинеза. В общем, меня так и тянуло на добрые дела.
26 августа прошел сбор труппы перед новым сезоном. 28 августа в ГАБТе состоялся торжественный вечер, посвященный 100-летнему юбилею основания Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Был гигантский концерт, от балета Большого театра в нем принимал участие только я. Режиссировал действо В. В. Васильев, который всю жизнь дружил с И. А. Антоновой. Она обожала балет и была большой поклонницей дуэта Максимова – Васильев.