Читаем Мой театр. По страницам дневника. Книга I полностью

Я пришел на классику и разрыдался, видимо. Не очень помню тот момент. Пестов стал выяснять, я ему сказал, что мама… Он побежал к секретарю Головкиной – Зое Александровне, та побежала к Софье Николаевне. Головкина позвонила в ЦКБ, из ЦКБ приехала скорая и забрала маму в больницу.

Но всесоюзного семинара-то никто не отменял. Есть видеозапись этого нашего урока: я с виду такой спокойный стою, делаю…

В тот же день меня забрала к себе тетя Лиля – мамина школьная подруга. Они вместе учились в Тбилиси, а потом поехали и поступили в МГУ. Потом тетя Лиля вышла замуж за Володю Волкова. Это были самые близкие мамины друзья в Москве. В тот момент, когда с мамой случилась эта история, дядя Володя занимал какой-то высокий пост в Академии наук СССР и был советником Б. Н. Ельцина по Балканам, если не ошибаюсь. Так вот тетя Лиля и дядя Володя тут же приехали в школу и написали бумагу, что, если, не дай бог, что случится, они меня оставят у себя.

Благодаря вмешательству Головкиной, которая подняла свои врачебные связи, постоянно перезванивалась с больницей, где лежала мама, и участию дяди Володи, который сумел достать какое-то дорогое валютное лекарство, мама чудом выжила.

Наконец, нас с тетей Лилей пустили к ней в палату. Это одно из самых страшных моих воспоминаний. В палате яблоку негде было упасть, двадцать четыре человека, свободными были только узкие проходы между кроватями. Мама носила прическу, когда волосы пышно начесывались и сверху, чтобы прическа держалась, обрызгивались лаком. За две с лишним недели, пока она находилась одной ногой на том свете, волосы спутались в колтуны. И тогда ей все волосы взяли и состригли пучками. Все мамино тело было в страшных пролежнях.

Когда тетя Лиля поняла ситуацию, она раздала все деньги, что у нее были, и у меня забрала все, что было с собой. Деньги нянечкам, сестрам, врачам…

9 апреля 1991 года Грузия объявила о своем суверенитете и вышла из состава СССР. Мы с мамой оказались гражданами разных стран. Она – Грузии, я – России. Вслед за распадом СССР народ терял свои накопления, грохнулись деньги. Неудивительно, что больницы оказались переполнены людьми с инсультами и инфарктами.

У меня на тот момент на сберкнижке скопилась довольно приличная сумма денег – около 1200 рублей. Я получал повышенную школьную стипендию, президентскую стипендию, какую-то спонсорскую стипендию, тогда я еще получил стипендию «Новые имена». На эти деньги мы с мамой и жили, в месяц получалось на двоих 120 рублей. Но когда началась паника в сберкассах, вынуть оттуда свои сбережения оказалось практически невозможно. Мне снова помогла Софья Николаевна, иначе у нас с больной мамой просто не было бы средств к существованию.

…Когда мы с тетей Лилей вышли из больницы, уже стемнело. Она мне говорит: «Ника, а у тебя деньги есть?» – «Нет». – «И у меня нет». У нас оказалось только два проездных. А мы на «Беговой», тетя Лиля с дядей Володей жили на улице Марии Ульяновой. Ближайшее метро от больницы – «Улица 1905 года», но до него еще надо дойти. А там какие-то бесконечные безлюдные дороги без единого фонаря, мосты, к тому же надо пройти мимо Ваганьковского кладбища. А мы оба, как оказалось, безумно боялись таких мест. Нам бы остановить машину какую-нибудь, но денег-то нет, ни копейки. Прижавшись друг к другу, еле живые, мы добрались до метро.

Мама провела в больнице месяца полтора. Из цветущей полной женщины она превратилась в маленькую старушку, стала в четыре раза меньше, чем была. К ней вернулась речь, но с тех пор из-за пареза мама стала говорить несколько замедленно и получался какой-то кавказский акцент, хотя до болезни у нее был чистейший русский язык. Я подшучивал: «Женщина, вы не русская, не надо разговаривать». Я не понимал тогда очень многого, и слава богу, что не понимал…

24

Когда мама должна была вернуться из больницы, в Москву из Тбилиси приехала ее близкая подруга тетя Анжела. У нее было прозвище в Тбилиси – Жаклин, тетя Жаклин. Колоритная, красивая еврейка, очень веселая, всю жизнь проработавшая главным администратором в «Интуристе». Когда Советский Союз развалился и в Грузии стало неспокойно, она решила со всей своей семьей эмигрировать в США. Приехала в Москву, чтобы дооформить какие-то документы, и попала под мамину выписку, очень нам помогала тогда…

И вот в один из первых дней после выписки навестить маму пришел Пестов. Я говорил, что они продолжали дружить, даже когда я у него не учился. Мама не работала и часто помогала Петру Антоновичу в житейских делах, ходила вместе с ним оформлять какие-то бумаги пенсионные, иногда водила его по докторам. Он же всего боялся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное