Мой театр. По страницам дневника. Книга I

Летом они играют в гольф, там огромные гольфовые поля, а зимой катаются на лыжах. Под большим навесом на поляне находится амфитеатр на несколько сотен мест. У зрителей именные кресла, на спинке каждого написана фамилия той или иной семьи. Они являлись спонсорами, или, как их называют в Америке, «donations» Благотворительного фонда Форда. Можно и не сидеть в кресле, а прийти с пледиком, лечь на лужайке и все слушать, смотреть…

Поскольку разница с Москвой у нас получилась чуть ли не 12 часов, нам дали три дня на акклиматизацию. Мы приходили в себя, нас три раза в день очень хорошо кормили.

Головкина решила показать большой концерт с сюрпризом для зрителей. В вальсе из «Тщетной предосторожности» наши мальчики танцевали с американскими девочками. Публика осталась очень довольна. Серьезного репертуара в концерте у меня не обнаружилось, я ходил в корифеях, танцевал соло в вальсе и друзей в «Коппелии». Зато я был достопримечательностью классов – «Мистер écarté, adagio и fermé». Когда шел мастер-класс, я всегда стоял на центральном станке, поднимал ногу, люди ахали. Тихо-тихо я копил $60 на зайца из канадского аэропорта. Копил и для верности прятал деньги в кроссовку.

27

У меня сохранились фотографии из той поездки. Пётр Антонович в шортиках – просто песня. В Вейле был магазин знаменитого английского костяного фарфора. В нем продавались чайные сервизы «Пепел розы». А Пестов обожал фарфор, собирал фарфор и страшно трясся над своими чашечками, чайником и прочим. На фарфор он мог потратить последние деньги, отказавшись от гораздо более нужных ему и просто полезных для жизни вещей. Он покупал какую-нибудь чашку, а потом сидел и долго разглядывал, любовался: «Посмотри, какая тонкая работа!»

Став артистом, я ему потихонечку собирал этот «Пепел розы». И, если приходил к Пете в гости, он всегда эти чашки доставал и ставил на стол. Но при этом непременно рявкал: «Не разбей!» В общем, Пётр Антонович был счастлив получить в подарок что-то фарфоровое. Но каждый раз, когда мы вместе оказывались в поездках и я ему что-то дарил, он ворчал: «Вот, Цискаридзе, я это должен везти в руках?!» В итоге я ему не только дарил, но еще и нес. Мало того, Пётр Антонович семенил рядом, то и дело повторяя: «Ты разобьешь!» – «Я купил, я и разобью», – сквозь зубы цедил я.

Гуляя с Пестовым по Вейлу, мы нашли магазин тканей и купили там Петру Антоновичу отрез. Из него в Москве, по выкройке из журнала «Бурда», я на машинке сшил для Пети рубашку, он ее очень любил и носил много лет.

17 августа 1991 года состоялся наш последний концерт в Вейле. На следующий день мы должны были ехать в магазин «Walmart» – рай для советского человека, благодаря своим низким ценам. И вот мы собираемся в холле, чтобы сесть в автобусы, и вдруг понимаем, что происходит что-то странное, – нас не выпускают из отеля. В Америке еще 18 августа, а в Москве-то уже наступило 19 августа! Нас собирают в холле и говорят, что в России произошел государственный переворот. Нам нельзя выходить, но мы – дети, что мы понимаем? Нам бы в магазин, у нас деньги руки жгут.

Отель окружили корреспонденты, все ждут какого-то заявления от Головкиной, а она молчит. В холле жарко, все сидят, никуда выходить нельзя. Я решил быстро сбегать в туалет… Собираюсь оттуда выходить, и тут со мной заговаривает какой-то незнакомый мужчина на русском языке. И в этот момент в туалет влетает старшекурсник Илья Рыжаков…

Буквально через минуту как мы с Ильей оттуда вышли, ко мне подбежали наша школьная кадровичка и руководитель иностранного отдела. Они долго меня пытали: «О чем тебя спрашивали? Что ты сказал?» А я ничего не сказал, я ж не знал ничего. На вопрос незнакомца: «Где Горбачев?» – я честно ответил: «Не знаю!» За этот безобидный ответ мне влетело по первое число, кроме того, мне пригрозили, что, если «что не так», мне не поздоровится. Но на самом деле больше всего меня потрясли не угрозы руководства, а то, с какой скоростью Рыжаков меня «заложил»!

Не помню, куда делись журналисты, но мы оказались в «Walmart», с вдохновением тратя заработанные в Штатах деньги. Везти доллары домой категорически запрещалось. Я накупил стирального порошка «Ariel» на год вперед вместе с туалетной бумагой.

Мы даже предположить не могли, что в этот момент американские власти вели переговоры с С. Н. Головкиной о предоставлении нам американского гражданства. Ей сообщили, что мы все, взрослые и дети, имеем право оформить американское гражданство как политические беженцы, потому что в России чрезвычайная ситуация и на нас распространялся соответствующий закон. Но Софья Николаевна решительно сказала «нет». Обо всем этом мы узнали только в Москве.

28

22 августа без всяких инцидентов мы загрузились в самолет и взяли курс на родину. В Нью-Йорке при переезде из аэропорта LaGuardia в аэропорт JFK нас сопровождала полиция и представители российского посольства. А у меня все мысли о зайце. Сбереженные $60 в кроссовке жгли ногу.