Мой товарищ

И вот однажды, в воскресенье, когда мы все сидели за столом и обедали, в хату входит старый Трусак. Он был в этот год в деревне еще и за десятского, разносил письма и созывал мужиков на сходки. Трусак поздоровался, сказал «хлеб-соль» и полез за пазуху.

— Егор Афанасьевич, брат ты мой, — говорит он моему отцу, — пришел какой-то заказной пакет из Москвы, не то тебе, не то твоему малому — мы со старостой никак понять не могли! Погляди-ка ты сам, ты мужик грамотный.

Отец положил ложку на стол, вскрыл пакет, вынул оттуда какую-то бумагу и начал читать.

— Дрянь паршивая! — закричал он на меня, когда прочел бумагу. — Ишь, что задумал? На! Читай…

И он швырнул мне под нос бумагу и конверт. А сам заговорил с Трусаком об общественных делах, скоро ли сходка будет.

Я сначала не понял, в чем дело, за что отец на меня сердится. Я побоялся при нем заглянуть в бумагу, сидел ни жив ни мертв и лишь тогда осмелился, когда отец с Трусаком вышли на улицу.

Забрался на печку и начал читать.

На конверте стояло: «Е. В. Б. господину Каманину Ф. Г.»

Что такое «Е. В. Б.», я не понял. После мне объяснили: «Его высокоблагородию».

Хорош я «господин» — в дровосеках с отцом хожу, дрова в лесу пилю!

А в письме — и на какой бумаге, я в жизни такой не видывал! — читаю:

«Е. В. Б. господину Каманину Ф. Г.

Московская контора Императорских театров, возвращая Вам пьесу Вашу „Неудача Соломкина“ по приказу Его Высокопревосходительства генерал-майора директора Московских Императорских театров Теляковского, сообщает Вам, что надобности в ней для Императорских театров не представляется.

Управляющий Московской конторой Императорских театров (размашистая и неразборчивая подпись).

С подлинным верно: делопроизводитель… (подпись менее размашистая, но тоже непонятная)».

В углу — двуглавый орел и печатный штамп, номер и число. Внизу — печать. Все честь честью. Тетрадки все целехоньки, даже картинки, на которых я нарисовал главного героя пьесы Соломкина и других, лежа ли тут же, в тетрадках.

Но самое удивительное было то, что от моей пьесы исходил такой дивный запах, какого раньше я нигде не встречал. Она пахла дорогими стойкими духами. Даже мать, мывшая миску и ложки возле лоханки, почувствовала этот запах.

— Сынок, это что ж так хорошо пахнет? — спрашивает она.

— Это моя пьеса.

— Ах, как хорошо! — говорит мать, потягивая носом.

Ко мне на печку мигом прискочили братишки и сестренки.

— Братик, милый, дай и мы понюхаем, — просят они.

— Вытрите сначала носы, — приказываю я им.

Они шмыгают носами, а потом тянутся к письму.

Но мне хотелось поскорей поделиться новостью с Васькой Легким, и я направляюсь к нему, захватив с собою пакет.

Легкий был дома. Я отозвал его в сторонку и тихонько говорю ему:

— На-ка, понюхай!

Он нюхнул и глаза вытаращил.

— Вот это здорово! Что это такое?

— Пьеса моя, из Москвы пришла.

— А почему она стала такая?

— Сам не знаю. Видимо, та барышня, которая мне ее отсылала, была сильно надушена.

— Замечательно! Дай и дяде Тихонку понюхать, ведь он, кроме ладана, другого запаха не знает.

Тихонок потянул носом и закрутил головой:

— Ох, ох, ох! Вот это запах! Лучше, чем ладан.

Потом пьесу нюхали мать Легкого, жена дяди Тихонка, Леник, Захар, Митька и Тишка. И всем она очень понравилась.

У нас в деревне духи покупают только жены да дочери лавочников, в Бацкене духами в церкви несет от попадьи с поповнами да от купчих. Но наши деревенские бабы тоже любят хорошие запахи, и некоторые из них вместо духов покупают иногда кусочек душистого мыла и кладут его в сундук, где лежат праздничные платки, шали и сарафаны, чтобы от них тоже по праздникам хорошо попахивало.

Что пьесу не приняли, меня не очень огорчало тогда. Я был уверен, что когда-нибудь все же напишу хорошую пьесу, которую если не Большой, то Малый или еще какой-нибудь театр примет к постановке. В этом был уверен и Легкий.

— Ты не падай духом, товарищ, — говорил он мне не раз. — Первый блин всегда комом, и лиха беда начало. Рано ли, поздно ли, а дело у тебя пойдет! И этот генерал Теляковский, может быть, столько же понимает, что и наш Телячья Голова. Недаром у того фамилия, а у нашего прозвище схожи. Дураки они, вот и весь мой сказ!

VI Мы пасем лошадей