Мой товарищ

Летом самой большой радостью для наших ребят было гонять коней в ночное. У нас и за человека-то настоящего не считался тот, кто не умел ездить верхом, кто не гонял коней в ночное. И вот эта радость пришла и к нам с Легким, когда нам обоим пошел двенадцатый год. Брат Легкого, Ванька, стал большим, ему исполнилось пятнадцать лет, он пошел на завод работать, и коней у них будет гонять теперь Легкий.

И мой отец решил купить какую ни есть лошаденку, чтобы пахать и боронить на ней.

Лошадь вообще в крестьянском хозяйстве нужна.

Ах, как же я обрадовался, когда отец привел лошадь на двор! Теперь и мы заживем, как люди, теперь и мы перестанем быть бобылями-безлошадниками. А самое главное — вместе со всеми я буду ездить но своей лошади в ночное. Гонять лошадей в ночное мне давно уже хотелось: больно уж там хорошо, как рассказывали ребята.

И вот настал этот счастливый день…

Мать усадила меня верхом на нашу Сивку, строго наказала не ехать быстро, чтобы не слететь лошади под ноги. На мне снизок — шубенка и зипун, на голове — шапка, на ногах — лапти. Я еду одним из первых за лошадиным сторожем дядей Мосеем, который почти каждый год нанимается пасти наш табун.

В деревне три табуна: два — на нашей Горчаковке и один — на Мальцевке. Каждый табун пасет свой сторож, в каждом — более сотни лошадей, не считая жеребят. В ночное коней гоняют с конца апреля до начала сентября. Сторожам платят за это по рублю за лошадь и по четвертаку за жеребенка или по пуду ржи за лошадь и по десяти фунтов за жеребенка. Сторож охраняет коней всю ночь, а ребятишки только приводят их на луг, поле или лесосеку, собирают дрова для костра. Ночью ребята спят, а утром сторож будит их, указывает каждому, где его кони. Ребята ловят лошадей и едут домой. У кого много коней, те гонят их табуном, у кого один или два — ведут в обротях.

У нас нынче сторожем Мосей Щербаков, кривой старик. Он и в прошлом году пас наш табун.

Дядя Мосей считается сторожем самым опытным и толковым. Он некрасивый, лицо изрыто оспой, оспа выела ему глаз, но зато он очень спокойный и добрый, никогда не бьет, как другие, ни коней, ни конюшат. А самое главное — дядя Мосей рассказывает ребятам сказки. И сказок, говорили ребята, он знает тысячи, и такие, что во сне не приснятся! «А уж рассказывает он их так, как никому не суметь», — говорили они.

Я еще не умею хорошо ездить верхом. В нашей деревне и мальчишки и девочки обычно начинают гонять лошадей лет с семи, а годам к двенадцати они уже ездят, как казаки. Я чувствую, что если поеду сейчас рысью или вскачь, то могу слететь. Поэтому я еду за дядей Мосеем. Он всегда ездит только шажком.

Впереди нас бежит собака дяди Мосея, Полкан, который чует волка за три версты. Позади бегут два жеребенка. Дядя Мосей едет на чужой лошади, у него своей нету.

Дядя Мосей едет и помахивает кленовой трещоткой. Трещотка сыплет звонкую дробь: тра-та-та! тра-та-та!

— Дядя Мосей, куда нонче? — кричат ему ребятишки.

— На Стефанов покос, — отвечает дядя Мосей.

К нам присоединяются и другие ребятишки, поменьше, и девочки. У нас, если в семье нет мальчонка-конюшонка, лошади в ночное гоняют девочки. Взрослые ребята, которые пасут уже не первый год, выедут позднее: они нас догонят и перегонят — они скачут как угорелые: не любят ехать потихонечку.

Ребята говорят, что самая интересная ночь в ночном — ночь первая, когда всем конюшатам варят яйца, дают с собой что повкуснее. Та ночь уже давно прошла, я ее не видел. У нас тогда еще не было Сивки. Но для меня и эта ночь — первая, для меня и она хороша. Я еду и замираю от счастья и радости. Вот только бы не свалиться под ноги Сивке, если и дядя Мосей вдруг надумает поехать вскачь. Но дядя Мосей по-прежнему едет медленно и знай помахивает трещоткой, чтобы все слышали, куда мы держим путь.

Тра-та-та! Тра-та-та! — сыплет дробь трещотка.

Мне кажется, что едем уже верст десять, но дядя Мосей говорит, что до Стефанова покоса всего две версты с половиной.

Нас обгоняют ребята, некоторые гонят табуны.

Вот промчался словно вихрь и Васька Легкий. Он даже не заметил меня. Сидит на своей шустрой кобыленке, гнедой жеребке, в руках у него длинная плеть, у него табун из семи лошадей — четыре своих и три соседские.

«Как он ловко сидит! Ну настоящий казак или цыган! Неужто и я когда-либо смогу скакать так? Вот счастье-то будет! А пока мне до такого счастья еще далеко», — думаю я, глядя в темь, куда скрылся мой товарищ.

Вот и Ульча вслед за Легким промчалась. Девочка, а несется как угорелая. Она тоже нынче начала пасти коней, брат ее Роман ушел на Ивотский стекольный вместе с Ванькой, братом Легкого. Ульча мне родня, двоюродная сестра.

— Ах, вот же сумасшедшие! Ну куда гонят? Будто не успеют! — говорит сам себе дядя Мосей.