Мой университет

Причины разочарования политикой партии были те же, что и у их старших единомышленников, а впервые критические настроения появились среди истфаковцев в пору шефской работы в Подмосковье, когда они увидели много негативного в состоянии колхозов и деревенской жизни хрущевской эпохи. Я в этом народовольческом движении участия не принимал и, скажу откровенно, к этой затее относился критически, потому что знал, как колхозники воспринимали и оценивали молодежный бескорыстный порыв студентов. В лучшем случае они воспринимали ее как забаву наивных благонамеренных чудаков и были снисходительны к ней, а в других случаях охотно уступали студентам свое место в поле и на току, а сами занимались своими делами дома или на базаре. Мне приходилось наблюдать и то и другое в тех же деревнях Можайского района, в окрестностях деревни Красновидово, когда и я летними каникулами в составе сборной футбольной команды проходил тренировочный сбор в университетском спортивном лагере. Обычно эти сборы проводились в августе, во время уборочной кампании, и мы, спортсмены, влекомые тем же шефским чувством, выходили на уборочные работы по просьбе председателей колхозов и Можайского РК КПСС. Типичным в эти дни было почти полное отсутствие самих колхозников на токах. С нами бывали или бригадир, или председатель. Только в поле на уборочных машинах работали механизаторы МТС. Помню одну очень характерную картину заможайской уборочной страды. Однажды жарким августовским днем вдруг разразилась гроза. Дождя почти не было, но гром гремел оглушительно и молнии вспыхивали в полнеба. По горизонту вокруг Красновидова поднялись столбы дыма. Один из них оказался совсем близко от нашего лагеря, в деревне Мышкино. Я в этот момент находился на почте. Меня нашел там парторг колхоза, в который входила горящая деревня. Он обратился ко мне как к заместителю начальника спортлагеря с просьбой помочь в тушении пожара. В Мышкине, оказывается, горел колхозный откормочный телятник. По пожарной тревоге я поднял футболистов, борцов самбистов и боксеров, и мы прямо по полю помчались на пожар. Бежать пришлось по скошенному полю километра два-три. Мы прибежали к месту пожара, когда деревянный телятник уже догорал. Тушить пожар было нечем, не было ни воды, ни пожарного инвентаря. На пожарище продолжали суетиться наши студенты-историки под руководством двух бригадиров – Эдика Клопова и моего друга-однокурсника Володи Дробижева. Скотину из телятников ребята успели выгнать, но несколько телят все-таки успели сгореть. День был воскресный, и на пожарище колхозников не оказалось. На остатке крыши еще несгоревшей части телятника я увидел знакомых мне студентов. Крыша вот-вот должна была рухнуть, и я долго уговаривал ребят спрыгнуть, крича и предупреждая об опасности обрушения. Уговорить их все-таки удалось, и за мгновение до обрушения они неохотно соскочили с невысокой крыши. Моим футболистам, самбистам и боксерам делать здесь, оказалось, было уже нечего. А вокруг по горизонту все поднимались новые столбы дыма. В этот момент к нашему пожарищу подъехала «Волга», из нее вышел, как оказалось, секретарь Можайского РК КПСС. Вычислив меня, руководителя, в студенческой группе, он попросил меня немедленно направиться со всей группой в село Никольское, довольно далеко отстоявшее от Мышкина. Там горел ток с неубранным зерном. Машина секретаря подъехала вместе с трехтонным ЗИЛом, на который быстро погрузилась вся моя спортивная команда, и мы помчались за райкомовской «Волгой». В Никольское мы, однако, приехали, когда и здесь пожар уже догорал. Сгорели уже крытые соломой навесы, под которыми тлела пахнущая хлебом пшеница. Здесь, как и около мышкинского телятника, суетились студенты механико-математического факультета нашего университета. Они разгребали тлеющие вороха, пытаясь спасти хоть какую-то часть зерна. Чуть поодаль на бревне сидели, покуривая цигарки, старики-колхозники, безучастно глядя на студентов и предаваясь воспоминаниям о каком-то давнем пожаре, который «горел совсем не так, как этот». Тлеющее зерно не вызывало у них чувства трагической потери результатов, скорее всего, не их собственного труда.

В другой раз, в дни начавшейся осенней посевной кампании, я, проходя мимо будущего пшеничного поля, поинтересовался у тракториста-сеяльщика, каким сортом пшеницы он засевает поля. Тот лениво ответил мне, что не знает, так как забыл посмотреть накладную у бригадира при загрузке семенного зерна.