Мои воспоминания. Часть 2. Скитаясь и странствуя.

Единственное, что киевских хасидов привязывало к хасидизму - было чудо, в которое они верили.

Ребе, например, мог исцелять больных, освобождать арестованных и посылать бесплодным детей.

Понятно, что коль скоро их хасидизм был связан с чудесами, то уже верили и в волшебство, и в нечистую силу, в метательниц карт и цыганок и прочих, умеющих читать по руке, и т.д., и т.п.

Действительно, на киевских улицах часто встречались цыганки. Они останавливали еврея побогаче, обычно хасида, и предлагали показать руку, что тот без колебаний тут же делал. Цыганки смотрели на руку и говорили, что случится с хасидом.

Жил в киевском предместье некий больной шейгец, маг и кудесник, и евреи приходили к шейгецу, прося вылечить жену или детей или сказать, где спрятано ворованное.

Отец шейгеца стоял в дверях квартиры и брал с каждого по пятнадцать-двадцать копеек или бутылку водки - и народу бывало много.

Нечего и говорить, что этот шейгец был в Киеве известен, что посещали его не одни евреи. Улица, где он жил, была заставлена каретами и экипажами, и люди там крутились, как муравьи в муравейнике. Чудеса, которые он показывал, были потрясающие.

Я, будучи уже большим специалистом в чудесах и наслышанным чудесных историй от шамеса Лейбке, должен признаться, что о таких ещё не слышал. Даже самые чудесные истории о хасидских ребе - не рядом будь помянуты - слабы были по сравнению с чудесами больного шейгеца.

Упомяну только, к примеру, как хасиды рассказывали у отца за столом об "истинном" случае с ребе: к хасидскому ребе высший суд послал две души, совершивших в земной жизни один проступок. Ребе должен был их судить. Думал он, думал и надумал такой приговор: одну душу будут долго мучить ангелы-разрушители, а потом отправят в ад, а другая должна войти в рай и там сообщить во весь голос учёным праведникам о всех своих совершённых на протяжении жизни проступках.

Вторая душа стала горько плакать и просить у ребе пощады - пусть лучше он её осудит тем судом, что судил первую - так ей стыдно кричать о своих проступках всем праведникам в раю.

Ребе сказал:

"Ничего не поделаешь! Таков мой приговор!"

Вышла душа с такими стонами и плачем, что слышал весь город и тоже плакал.

Сердце ребе, однако, не смягчилось, и вторая душа с большим позором отправилась в рай.

Но что был суд ребе над двумя душами против великих чудес маленького крестьянина?

Рассказывали, что сам киевский губернатор приезжал к нему спросить, кто победит в русско-турецкой войне. Это было как раз во время войны. Шейгец заверил губернатора, что победят наши, и губернатор уехал довольный.

С самого начала поражала меня в киевских евреях распущенность, которая вполне спокойно уживалась с суеверием. Я этого как-то не мог постичь.

Мой сосед, богатый еврей - хасид, сидел как-то в субботу со своими гостями-хасидами на террасе и курил папиросы. Я как раз проходил мимо; меня окликнули. Я подошёл и услышал их разговор.

Говорили о разных ребе и чудотворцах. Мимо шла цыганка, и они ей протянули руки и просили предсказать будущее.

Хасидов, как уже говорилось, в Киеве было много, но хасидских синагог -мало. И я поэтому был убеждён, что хасидизм - это такая вещь, которая не угаснет, как мы думали раньше.

Я раньше думал, что хасидов постепенно будет всё меньше и меньше, что хасидский дух исчезнет с эпохой Хаскалы и т.п. вещей. Но теперь увидел, что Хаскала - сама по себе, и хасидизм - сам по себе.

И Хаскала не может затушить живой огонёк хасидизма.

У меня был хороший знакомый, директор большого модного магазина. Он мне рассказывал, что от дома макаровского[37] ребе они выручают за предметы роскоши - брошки, булавки, нитки жемчуга, застёжки к дамским платьям - добрых несколько тысяч рублей в год. Ребе им должен сейчас тысячу пятьсот рублей, а несколько раньше его невестка купила себе украшений к одному платью на сто пятьдесят рублей.

"По правде говоря, - сказал директор, - товар таки больше сорока рублей не стоил. Сколько спросили, столько и получили. На таких не грех заработать. Торговаться они ненавидят - и не торгуются".

Он бросил на меня взгляд и многозначительно рассмеялся.

Как жил Тальнинский[38] ребе реб Дувидл - это известно. В доме он сидел на серебряном стуле, на котором было вырезано имя Давид, а ездил в дорогой карете, запряжённой породистыми конями.

Однажды он прибыл в Киев. Весь город бурлил. Евреи сбежались посмотреть на великого ребе. Когда он ехал по улице в дорогой карете, евреи бежали следом и кричали:

"Давид - мелех Исраэль, хай ве каям"[39].

Нашёлся один еврей, который донёс - на это всегда находится еврей, -который сообщил, куда надо:

"Евреи кричат а улице: "Да здравствует Давид, царь Израиля".

К ребе пришла полиция и его арестовала, при этом было записано в протокол, что евреи называют раввина царём Давидом. Ребе посадили в киевскую тюрьму.

История наделала со стороны евреев ужасного шума и стоила много десятков тысяч рублей. Банкир Куперник, отец адвоката, очень постарался освободить реб Дувидла. Знаментый Тальнинский ребе освободился. С тех пор, однако, он перестал выезжать.