Моя дорогая Ада

– И потом, – торжествующе добавила она, – потерян не только Берлин. Они не остановятся на таком куске, ты и сам понимаешь. Нет, они прикарманят всю страну. И тогда начнется веселье. Здесь будет править иван.

Угроза была очевидной, а главное, подтверждала тайные опасения отца. Если что-то и могло в любой момент разрушить все его сомнения насчет перемен, так это невыносимая для него необходимость жизни при коммунистическом строе. Подобные тревоги посещали и многих других жителей нашего города, и когда он увидел, как один за другим продаются окрестные дома, а цены падают быстрее кеглей в подвале соседа, то за несколько недель нашел счастливого покупателя для нашего прекрасного дома.

Мать уже планировала переезд в Аргентину. Чем ближе была встреча с нотариусом, тем восторженнее она рисовала себе и мне нашу новую жизнь в Буэнос-Айресе. Она рассказывала Спутнику о больших праздниках с поющими гаучо и их лассо, обещала ему собственную лошадь, которую он сможет выбрать сам. Воодушевленный, он галопом носился по гостиной. Только лицо отца мрачнело день ото дня, и однажды вечером, когда я прокралась наверх с целью стянуть из кладовки на кухне ореховый шоколад, я услышала в гостиной их приглушенные голоса.

– Ты вообще не хочешь в Аргентину.

Отец молчал.

– Прошу, скажи, что это неправда.

Молчание.

– Тогда зачем мы продали дом?

– Я никогда не хотел его продавать.

– Отто, неправда.

– В этом нет никакого смысла.

– Прошу, скажи, что это неправда.

– Мы не можем просто взять и убежать. Нет вообще никакого смысла. Стоит однажды собрать чемодан, и на место его уже не поставить. Ты этого хочешь? Хочешь нового бегства?

– Я не хотела бежать. Ты хочешь. Я хотела другую жизнь. Есть разница, и большая. Кто из нас боится Советов? Не я. Они точно не будут хуже нацистов и тех, кто до сих пор счастливо здесь гуляет. Только, похоже, это никого не волнует.

Это был первый и единственный раз, когда я слушала разговор родителей о том времени. Стало тихо. Мне стало не по себе, срочно потребовалось в туалет, но я не могла сдвинуться с места.

– Тогда мы можем остаться здесь.

После короткого молчания я услышала голос отца.

– Я уже пообещал.

– Так объясни ему ситуацию. Скажи, тебе очень жаль, но ты хорошенько подумал и изменил решение.

– Нет.

– Отто, я тебя не понимаю.

– Семь пятниц на неделе – не про меня.

Снова стало тихо. Я слышала их дыхание. Что-то упало. Они застонали. Я хотела убежать, но не могла. Они катались по полу. Парализованная, я слушала их поцелуи.

Отец выгодно продал дом и арендовал серо-желтую коробку на улице Гральсриттервег, совсем рядом с детским садом Спутника. Матери удалось хотя бы отговорить его от новой покупки. Все было заставлено упакованными вещами. Я видела собранные чемоданы, о которых предупреждал отец. Чемоданы меня не беспокоили. Я любила путешествовать. Но мы, к сожалению, этого не делали. Отец еще не выплатил всей суммы за практику. Я мечтала об Италии и думала о Франции, одиноко сидя в своей новой комнате.

Вторая попытка

Я пыталась связаться с Францем. Он так и не появился. Я писала одно длинное письмо за другим. Поскольку я не знала адреса его бабушки, я надеялась, что мои послания перешлют родители или кто-нибудь еще. Я почти ничего о нем не знала. Он не отвечал. Может, узнал о моей истории с Хаджо? Я три дня скрывалась в кровати, притворяясь, что страдаю от невыносимой головной боли. Время лениво катилось мимо. По утрам и вечерам мать заходила ко мне в комнату с чашкой чая, сухарем и градусником. Как только она исчезала, я нагоняла температуру до 39,5 градусов, выставляла поднос с градусником за дверь и подслушивала их разговор в полдень, когда из больницы возвращался отец.

– По-прежнему за тридцать девять, – докладывала мать.

– Горячая ванна и компрессы для ног, – отвечал отец.

Он не хотел играть в доктора еще и дома. Меня это устраивало. Он либо видел мой театр насквозь, либо просто хотел побыть в покое, быстренько поесть, вздремнуть и вернуться на работу. По вечерам он возвращался измотанный, погружался в свои книги или готовил следующую тему для обсуждения в компании. Затишье перед совместным ужином.

После этого он читал статьи из разных специализированных журналов: мать регулярно вырезала их и складывала ему на стол.

После чтения они шли в кровать. Выключался свет, и все спали.