Моя дорогая Ада

– Гевюрцтраминер.

– Прошу прощения, господин пастор, но это рислинг.

Черепаха обиженно спряталась обратно в панцирь.

– Вот это да! Дети, только послушайте эту чудесную фразу, смех – анестезия сердца, – сказала лебедь-мать.

– Мгновенная анестезия, – уточнил отец-лев.

– Да-да, конечно, мгновенная, как иначе? Я и сказала, мгновееееннааая анестезия сердца.

– Нет, – ответил лев и покачал гривой. Я подумала о его лысине и снова громко прыснула под строгим взглядом глухаря-Ахима.

– На самом деле… – начала кукушка.

– Да, Гертруда, – сказал осел, посмотрел на кукушку и запихнул в широко распахнутую пасть два бутерброда за раз.

– Это цитата из эссе Анри Бергсона «Смех», – пояснил лев.

– «On vient d’en rire, alors qu’ on devrait en pleurer»[36], – добавила лебедь.

– Что? – раздраженно переспросил лев.

– Люди смеялись, хотя следовало плакать: Мюссе, – сказала лебедь.

Глухарь и курица удивленно завертели шеями.

– Мускат? – спросила черепаха. Господин пастор успел задремать.

– Мюссе, господин пастор, Мюссе, – сказала лебедь.

– Ах да. – Обиженная черепаха снова спряталась в панцирь.

К моему удовольствию, теперь они все начали менять цвета. Оле и правда дал мне нечто необыкновенное. Интересно, что будет, если подсунуть им немного этой дряни в портсигар? Может, тогда они хоть действительно посмеются, чем просто об этом болтать. Я снова расхохоталась.

– Тссссс, тссссс, тссссс…

– Ада смеется, как пьяная муха, – сказал павлин.

– Тссссс, тссссс, тссссс…

– Но совершенно очаровательная муха, – заметила аквариумная рыбка-Вольфи и нервно схватила ртом воздух.

– Возможно, уже достаточно, – вмешался глухарь-Ахим с дрожащим двойным подбородком.

– Спасибо, Ахим, – сказал лев. – Давайте перейдем к делу. – Он повернулся к лебедю: – Если постоянно перебивают. Легко потерять нить беседы. Итак…

Карнавал животных мгновенно стих. Все внимательно повернули головы ко льву.

– Что вообще имеет в виду Бергсон?

Животные задумчиво склонили головы.

– Вы все знаете примеры из многочисленных комедий, – продолжил лев. – Или из старых немых фильмов…

– Немых фильмов… – со вздохом выдавила лебедь.

– Сала, пожалуйста…

– Простите, господин доктор.

Животные рассмеялись.

– Мы смеемся над человеком, поскользнувшимся на банановой кожуре, только если не знаем его лично – в отличие от близких, нам на него плевать. Мы наблюдаем этот невольный казус, узнаем в ситуации самих себя, понимаем механику неудачи… и смеемся. Познавательный процесс.

– Браво, – сказал глухарь. – Это сильно.

– Очень сильно, – согласилась его преданная курица.

– Мгновенная анестезия сердца предполагает дистанцию, – продолжил лев, скромно отмахнувшись. – Близость сковывает наш разум и доводит до слез.

Лев посмотрел на меня.

– Должна сказать, увлекательно, – признала лебедь, гордо глядя на своего льва.

В новом доме я тоже заняла подвальную комнату, и потому никто не заметил, когда той же ночью я выбралась через маленькое окошко на лужайку и вернулась к новой семье, вернулась на Виландштрассе.

По-прежнему немного ошалевшая от косяка Оле и искаженных лиц друзей, я проскользнула в его постель, пока он набивал какой-то деревянный прибор табаком и наркотиками.

– Что это? – нервно хихикнула я.

– Чиллум.

– Никогда не слышала.

– Затянись.

Он протянул мне деревяшку, украшенную замысловато вырезанными фигурами. Мундштук был обтянут цветной шелковой тканью.

Я затянулась. Эффект оказался куда более впечатляющим, чем от косяка. Все завертелось. Я осторожно откинулась на подушки, пока пальцы Оле легонько барабанили по моему животу. Едва он ко мне прикоснулся, я начала таять. Его тело было как музыка. Он отличается от большинства мужчин, он женственнее, подумала я, чувствуя, как он проникает внутрь. На заднем плане играла музыка, которую я никогда не слышала прежде.

– Что это? – прошептала я.

– «Pink Floyd».

Вау, подумала я, когда меня захлестнула первая волна, а потом еще и еще, не прекращаясь. Я еще никогда не испытывала ничего подобного и подумала: значит, бывает и так, и мои глаза закрылись от счастья, пока он оставался внутри.

Ковчег

– Хотите пойти поплавать?

– Избитая идея.

Миша стоял в растянутых трусах у плиты и готовил завтрак. Тяжелый запах утреннего косяка мешался с ароматом шипящей яичницы с беконом. В этом раю все пахнет жизнью, подумала я, вздрагивая при воспоминании о пляске смерти в компании родителей прошлой ночью. Сегодня воскресенье, и мои старики должны были догадаться, что я ушла отнюдь не кататься на лодке с послушными однокурсниками. Надо отдать им должное, они отказались от любой драмы. Возможно, все же усвоили какой-то урок.

Мы поехали на двухэтажном желтом автобусе до Халензее, а оттуда на метро до озера Ванзее. Идея отдыха на пляже казалась слишком избитой. Кому захочется болтаться в мелкой воде рядом с поджаренными тушами и орущими детьми? Есть и куда более захватывающие фантазии.

После долгой прогулки мы спустились вслед за Мишей по узкой тропинке к Малому Ванзее. Моргая, постояли на берегу. А потом схватили два лежавших поблизости каноэ и поплыли прочь.

– Эй, психи, это воровство! – со смехом крикнула я.