Наша хозяйка оказалась не такой уж и безобидной. Очевидно, она натравила на нас дежурных. О влиятельности мужа Кати Энгельманн мы узнали несколько часов спустя, когда нанятый моими родителями адвокат объяснил, в сколь юридически шатком положении мы оказались. Происшествие было запротоколировано, адвокат отвез меня одну домой к родителям, и дело могло обернуться крупным скандалом, если бы госпожа профессор доктор Энгельманн не отказалась от заявления.
– Повезло, – сказала моя мать.
Это стало единственным словом, прозвучавшим в тот вечер у нас дома, после чего мы молча отправились спать.
Конец начала
Я проводила дни и ночи в комнате Оле под предлогом интенсивной работы над учебным материалом с сокурсниками. Мы посвящали себя другому предмету, жили сегодняшним днем, курили травку, и наши души покидали тело, паря в иных сферах. Университет и задуманное родителями буржуазное будущее остались в прошлом, впереди ждала жизнь, выбранная лично мной: бесконечная вечеринка, полная интересных друзей и новых встреч. Домой я приходила, только когда заканчивались деньги или чтобы постирать белье. Хотте, наша движущая сила, давал нам духовную пищу – книги, которые мы перелистывали в поисках разнообразия, утомившись от плотских утех.
После второго беззаботного лета незаметно проскользнула осень. Посреди зимы, когда детская радость растаяла с первым снегом, мы сидели напротив друг друга – я с томом Вильгельма Райха об оргазмотерапии, в реальной эффективности которой у меня начали закрадываться первые, еще робкие сомнения, а Оле между Микки, Маусом и книгой Карла Маркса, название которой я забыла. Другими словами, мы торчали в четырех стенах и порой начинали изрядно действовать себе на нервы. Меня терзало непонимание, куда движется моя жизнь или я сама. В иные дни я задавалась вопросом, чем мы отличаемся от тошнотворно нормальной маленькой семьи, помимо того, что большую часть времени ходим полуголыми, значительно повышая расходы на отопление.
Оле стоял с голым торсом, склонившись над тисками. Он засунул между железными блоками коричневый комок толщиной с книгу, туго натянул рычаг, со всей силы наклонился вперед, еще несколько раз дернул железный прут, сильным ударом его ослабил и с гордостью представил результат работы.
– Что это?
– Гашиш, разбавленный и спрессованный.
– Разбавленный?
– Немного хны, немного резины, хороший материал можно удвоить.
– Зачем?
– Ради выгоды.
– Ты же не собираешься его продавать?
– Не-а, хочу сам покурить разбавленной дряни. Ада, на грошах от твоих родителей далеко не уедешь, нужно же как-то финансировать нашу сладкую жизнь, верно?
– А если тебя поймают?
– Я продаю только знакомым или по рекомендации. Гастроном Оле, понимаешь?
Я посмотрела на него со скепсисом, но нашла в этом нечто привлекательное.
– И сколько можно заработать?
Он поднял большой кусок.
– Двести граммов из стограммового оригинала приносят двойную прибыль плюс моя двадцатипроцентная скидка за первую крупную покупку – и это только начало.
– Что?
– Ну да, если поехать в Амстердам, там можно купить на прибыль килограмм высшего качества, повторить процедуру, и деньги потекут рекой. Поживем так год, максимум два и отправимся в кругосветку, моя милая. – У него загорелись глаза. – Только представь, Пакистан, потом Афганистан, потом Индия… Я куплю нам автобус, переделаю его, обустрою идеальную кухню-гостиную с туалетом, душем и прочей ерундой. Яркие цвета, несколько хороших колонок для правильного звука, и можно отправляться в рай, или ты хочешь провести остаток жизни в стенах этого города со снегом, дождем и немецкой кухней?
– А если тебя поймают?
– Не смогут. У меня есть план, такой надежный, что я посмеюсь в лицо пушистикам на границе.
– Точно?
– Ты мне не веришь?
– Не знаю…
– Ада, поверь, я знаю, что делаю, а если ты со мной, мы непобедимы.
Бонни и Клайд
Первая поездка была настоящим безумием. Несколько поддельных приглашений на семинары так впечатлили мою мать, что она заступилась за меня перед отцом и сделала невозможное возможным. Он даже одолжил для поездки в голубые дали свой «Мерседес». Разумеется, я озвучила другую цель. Мой новый друг изучает искусство, и мы очень хотели бы вместе посмотреть церкви и соборы Баварии. Я наплела про баварское барокко. С новой стрижкой Оле казался кротким, словно остриженный ягненок, – в позаимствованном у Хотте сером костюме и мещанском галстуке в сине-красную полоску он послушно и скромно, а главное одобрительно кивал на бесконечные рассказы отца об особых ходовых качествах этого шедевра немецкого инженерного искусства.
– «Мерседес», – сказал он, наконец закончив и вручив Оле ключ, – непревзойденный в своем классе. Документы в бардачке.
Оле благодарно кивнул. Когда мы сели, отец взволнованно постучал в окно. Оле небрежно опустил стекло.
– Да?
– Пожалуйста, Оле, не поймите меня неправильно, но я вынужден спросить… Можно взглянуть на ваши водительские права?
– Ну конечно, господин доктор.