Моя грязная Калифорния

— А, хорошо. У меня тоже. — Пен достает из сумки свой ноутбук. — Какой у тебя вай-фай?

Он смотрит на нее в замешательстве.

— Э-э… «ШатоЛюк» и пароль «Интернет».

— О, смешно.

Мгновение Люк стоит в нерешительности, потом уходит. Пен открывает документ, где она записала несколько возможных аномалий, которые обнаружила на старых картах в библиотеке.

Люк возвращается.

— Нужно, чтобы ты ушла.

— Все нормально? Что-то случилось?

— Просто так нужно. Чтобы ты ушла. Извини.

Пен одевается и убирает свой компьютер. Люк не верит, что мы родственные души? Или, может, верит, но не готов остепениться? Или, может, мы никогда не были родственными душами.

Может быть, я неправильно истолковала магнетическую энергию. Или это была химическая осечка. Или эта симуляция все-таки не разработана с родственными душами. Или что, если мир создан таким, что для каждого есть идеальный человек, но это не взаимно? Например, человек А — идеальный для человека Б, но человек В — идеальный для А. Плохая была бы симуляция. Может, наш мир так и устроен, и именно поэтому половина браков заканчивается разводом.

Пен хочет остаться, хочет провести руками по его волосам, но Люк ведет ее к двери, держа руку на ее плече.

— До свидания. Извини. Пока.

И он закрывает дверь перед ее носом.

Пен выходит на улицу Матео, в ее разуме и теле сплетаются удовлетворение и разочарование.

Глава 21 Джоди

Через два дня после их насыщенного приключениями «интервью» Джоди и Шайло планируют встретиться за обедом в «Гисадос» на Сансет-бульваре. Дожидаясь ее, он наблюдает, как по эстакаде едут «Ауди», «БМВ» и «Теслы». Под эстакадой — в забытом низу — разбит палаточный городок. Теперь, когда Джоди провел в Лос-Анджелесе пару недель и просмотрел сотни записей своего брата на сайте, он начал лучше понимать Лос-Анджелес. Видеть то, что Марти назвал «местом за пальмами». Видеть, что к закатам прилагаются забитые автострады и покрытые смогом городские ландшафты. Видеть нюансы и недостатки этого солнечного места, где должны сбываться мечты.

Город звезд больше похож на город подработок. Это касается не только актеров; весь город, кажется, ходит на прослушивания в поисках недостижимого уровня жизни. Все участвуют в крысиных бегах, включая крыс; в Лос-Анджелесе больше крыс, чем в Нью-Йорке. Все пытаются куда-то попасть, в прямом и переносном смысле. Гонка, чтобы стать кинозвездой, гонка, чтобы выехать на север с шоссе 405 в час пик. А в Лос-Анджелесе час пик длится четыре часа. Теоретически врачи ездят в больницы, а учителя ездят в школы, но в основном создается впечатление, что все здесь только и делают, что пытаются въехать или выехать с парковки «Хоул Фудс».

Под поверхностью плавильного котла культур — с его бесспорным изобилием ресторанов, музеев, концертных площадок, галерей, пивоварен — кроется недостаток общности и гордости за родной город. Город пересадок. Так мало людей родом отсюда, что местные спортивные команды не имеют «домашнего преимущества». За исключением Восточного и Южного Лос-Анджелеса, где все боготворят Коби и у каждого найдется дядя с татуировкой «Доджерс». Но западная сторона — это распахнутая настежь дверь, и здесь люди непрерывно переезжают из района в район.

В Бла-бла-ленде[73] поверхностное отношение к жизни доходит до лицемерия. Богатые либералы проповедуют защиту окружающей среды, при этом поливая траву, которая вообще не должна расти в пустыне. Яппи переезжают в модные районы, медитируют и занимаются йогой, чтобы улучшить не свое здоровье, а свою производительность. Походники в каньоне Раньон — не более чем социальные альпинисты, пытающиеся взобраться на верхи общества. Популярные лица СМИ утверждают, что хотят решить мировые проблемы, но не могут помочь десяткам тысяч людей, живущих в этом городе на улице. Якобы прогрессивный город, в котором процветает сайентология.

Под влиянием блеска и гламура в Тинселтауне даже дома постоянно делают пластические операции. Коррекции и подтяжки, макияж и реконструкции. Глядя, как разрастается Малхолланд, думаешь, что это математика во плоти, а жизнь всего города — просто череда сделок с недвижимостью. С наплывом новых богатых покупателей недвижимости старожилам приходится уезжать подальше и потом часами добираться до работы. Дефицит жилья. Кризис выселения. Палаточные городки, как вот в этом подземном переходе. Так много людей было вытолкнуто из Лос-Анджелеса, что теперь каждый пятый житель Орегона родился в Калифорнии.

Зато — триста двадцать девять солнечных дней в году.

Сразу после «привет» Шайло говорит:

— Моя бывшая соседка обещала достать список, так что посмотрим.

— Замечательно. Спасибо.

— Что еще я могу сделать? — спрашивает Шайло.

— Ну, думаю, надо бы поговорить с друзьями Марти.

— Это может быть трудно. У меня нет их номеров, я даже не знала их фамилий. В соцсетях Марти не общался. А у тебя нет его телефона?

— Нет.

— У меня есть номер Николь.

— Кто такая Николь?

— Знакомая Марти. Я ее мало знаю. Балуется с наркотиками и близка к зависимости. И она… — Шайло пытается найти точное слово. — …халявщица.

— Халявщица?