Выпучив глаза, Виктор уставился на аккуратно отесанный, круглый деревянный колышек с резным набалдашником на конце рукояти – для пущей острастки Аверонский неторопливо продемонстрировал его во всех ракурсах. Виктор снова издал задушенный, утробный рокот. Воротник застегнутой куртки пережал ему горло, и даже если чистосердечное признание вкупе с раскаянием рвалось наружу, выдавить из себя членораздельного слова он попросту не мог.
Аверонский с сожалением хмыкнул:
– Ну, тебя предупреждали.
И не потрудившись даже замахнуться, точным движением вогнал кол в хилую грудь по самое основание. Дерево вспыхнуло, вокруг него тугим узлом завязался жгут белого пламени и расползся по дергающемуся телу, сдирая кожу, мышцы, сухожилия и кровеносные сосуды и перетирая в пыль кости. Спустя мгновение о существовании Виктора напоминал лишь осыпавшийся на мостовую пепел.
Аверонский брезгливо отряхнул руки, затем повернулся к Софи. Та застыла, ни живая ни мертвая, холодной ладонью тщетно охлопывая себя по карманам, бессознательно ища хоть какое-нибудь оружие.
– А, Софи, добрый вечер. Прошу прощения, я, кажется, помешал вашему общению.
– Ничего, – выдавила она. – Виктор уже… собирался уходить.
– Да, я заметил, – с ноткой иронии согласился Аверонский и стряхнул с рукава пальто несуществующие пылинки. – Надеюсь, вы успели выяснить отношения? А то я несколько погорячился.
Софи сглотнула – лишь воздух покатился по пересохшему горлу – и констатировала:
– Вы спасли меня.
– Ну разумеется, я тебя спас. Для себя.
О, нет.
– Не дрожи, моя милая. Я уже ужинал сегодня и тебя не трону. День рождения – это святое.
– А… – Софи покосилась на пепел у ног Аверонского.
– Ах, это, – тот отступил, стряхивая хлопья с ботинок. – Поганец возомнил себя всесильным и умыкнул машину прямо из автосалона. Ума не приложу, кто позарился на это не обремененное интеллектом ничтожество и обратил в вампира – я-то здесь точно ни при чем. Дурной наряд, дурные манеры и дурной апломб – не стоит о нем жалеть: днем раньше, днем позже он все равно сыграл бы в ящик. Иди домой, Софи, сделай выкраску «Рембрандта». Некоторые, кстати, считают эту акварель лучшей в мире, знаешь? Или сыграй Бетховена. Наслаждайся жизнью.
Софи показалось, ночной мрак дохнул на нее потусторонним, могильным холодом, и все тело покрылось инеем, когда Аверонский приблизился к ней и аккуратно заправил за ухо прядь волос. Софи моргнула: спустя мгновение перед ней простиралась лишь пустынная ночная улочка.
– Софи! – раздался окрик Макса, а вскоре и он сам выскочил из-за поворота, размахивая карманным фонариком и деревянным колом. – Ну слава богу! Где тебя носит?! Мы с отцом уже с ног сбились. Почему у тебя телефон отключен?
Мальчишка подбежал к ней и остановился, задыхаясь и уперев руки в бока.
– Эй, что стряслось? Ты увидела привидение? Или
– Так и есть, привидение, – буркнула она, обнимая его за плечи и разворачивая в обратную сторону. – Виктор приходил. В последний раз.
– Проклятье! Сама с ним разобралась, да? Присвоила себе все лавры? Нечестно, Соф! Я же предупреждал, что собираюсь испробовать на нем свой новый колострел на автономном питании! Модифицированная модель опытного образца номер пятнадцать, рабочее название «Зубы на полку», работает от шести пальчиковых батареек, потребляемая мощность в сравнении с прошлой моделью уменьшена в одну целую две сотых раза, плюс добавлены всякие мелочи вроде встроенного патронажа с кольями, емкости для святой воды и резака для крестовой заточки пуль. Ну почему ты такая вредина, а? – Макс разочарованно вздохнул.
– Идем уже, я с голоду умираю. А за
Подтолкнув Макса вперед, Софи осторожно перешагнула прах Виктора и подумала, что завтра его смоет осенним дождем, и от бывшего одноклассника не останется ничего: ни пепла, ни стихов, ни воспоминаний.
***
Александр Аверонский задумчиво брел по улицам Старой Риги. Тьма неотступно следовала за ним: тьма боли, смерти и одиночества. Странное дело, сегодня ему не хотелось играть в охотника и жертву. Легкой добычи тоже не хотелось. Он мог получить любого из редких прохожих, встречавшихся на пути: усталую женщину, высунувшуюся из подъезда и зовущую загулявшую кошку; долговязого подростка, прячущегося от отца под окнами квартиры с сигаретой в руках, или старика-астматика, возвращавшегося с прогулки по набережной. Мог, но не хотел.