Моя охота за бабочками

Эти перелеты длились подряд целую неделю, а то и десять дней, и их сроки можно было предсказать заранее: они совпадали со временем массового отрождения бабочек.

Второе переселение началось почти сразу же вслед за перелетом Ураний. На этот раз летели довольно крупные толстоголовки-Геспериды темно-коричневого цвета, с хорошенькими желтыми пятнышками.

Я был крайне удивлен, так как еще никогда не видел этой разновидности толстоголовок, и вдруг они буквально закрыли от нас небо, словно черная туча.

***

Удачную охоту прервала одна очень неприятная история. Я чуть было не отправился на тот свет. Вот как это случилось. Я должен был исследовать часть леса к югу от Сен-Жана, чтобы отыскать годный для строительства камень. Прежде чем добраться до холмов, которые мне предстояло обследовать, надо было пересечь болото. В этом месте еще не сделали пешеходных мостков, и мы брели по колено в тине. Разумеется, я был не один: меня сопровождал отряд ссыльных под командой стражника. Мы начали поиски, и тут на нас набросились комары. Вскоре нам пришлось прервать работу, так как я свалился от приступа злокачественной лихорадки. Меня срочно отправили в Сен-Лоран. Сутки я провел дома, где за мной ухаживали родители. Но, увидев на следующий день, что я лежу без сознания, военный врач приказал немедленно перевезти меня в госпиталь. Я был неподвижен, как труп, не мог ни открыть глаза, ни пошевелить губами, а вместе с тем — и это самое ужасное — слышал решительно все, что говорилось вокруг меня.

Я не проронил ни одного слова из жалоб матери, когда двое санитаров пришли за мной.

Я слышал также краткий, но малоутешительный разговор, который произошел у дверей госпиталя.

— Читай объявление: для лейтенанта и чиновника, приравненного к нему по чину, — три звонка. Ну и звони три раза!

Но на требование санитара привратник ответил:

— Покойников впускают без звонка!

При этих словах я подумал, уж не собираются ли запрятать меня еще живого в гроб.

Военный врач, успевший вернуться за это время в госпиталь, приказал санитарам принести в парильню одеяла и надеть волосяные перчатки.

Санитары принялись по двое растирать меня, чтобы восстановить кровообращение. Добившись этого, они завернули меня в нагретые до сорока градусов одеяла. Я стал приходить в сознание; тогда мне под кожу ввели два грамма бромистокислого хинина, так как я был слишком слаб, чтобы пить лекарство.

Я навсегда сохраню благодарное воспоминание об этом военном враче и его уходе. За те две недели, что я провел между жизнью и смертью в госпитале Сен-Лорана, он постоянно навещал меня в любой час дня и ночи.

У меня был бред, я видел ужасные кошмары. Мне казалось, будто у меня несколько голов и все они болят и только одна здоровая. Я умолял, чтобы отрезали все головы, причинявшие мне мучения. Было много и других чудовищных видений.

Помню до сих пор, какое блаженное состояние наступало у меня перед началом приступа. Я чувствовал себя легким, почти счастливым. Потом неожиданно начинался озноб, меня буквально подбрасывало на кровати, а тело покрывалось такой обильной испариной, что приходилось менять простыни.

К счастью, приступы становились слабее и реже, и на пятнадцатый день военный врач заявил, что опасность миновала. Через месяц меня перевели в госпиталь на островах Спасения, где климат более здоровый, чем в Сен-Лоране.

Я пробыл там две недели и окончательно поправился.

После выздоровления меня назначили начальником работ на острове Ройяль, одном из трех островов Спасения. Моя новая резиденция мне совсем не нравилась: здесь дули постоянные ветры и поэтому бабочек было мало. Мне не терпелось вернуться на материк, и я засыпал отца письмами, прося добиться моего перевода. Я хотел вернуться в Сена-Жан или обосноваться в Рош-де-Куру — местечке, расположенном на берегу океана, как раз против островов Спасения. В конце концов я добился желанного перевода и поехал в Рош-де-Куру.

Охота за жуками

Когда я приехал в Рош-де-Куру, меня принял начальник мест заключения.

Насколько помню, он сказал мне примерно следующее:

— Господин Ле Мульт, мне много говорили о вас. Я знаю, в частности, что по происхождению вы бретонец и что вы очень не любите, когда вам, простите за резкость, наступают на мозоль. Знаю также, что в делах служебных вы человек непримиримый. Должен сказать, что я и сам не отличаюсь мягкостью характера и хотя ведаю административными делами, но вмешиваюсь также, насколько позволяют мне мои знания, в организацию работ. Прошу вас не делать ничего без моего ведома; все необходимые меры я обычно принимаю сам. Я просил бы вас только подписывать почту. Вот и все, что от вас требуется. Если вам не угодно принять мои условия, что ж, будем воевать. Если же вы пойдете мне навстречу, я разрешу вам вести любые интересующие вас научные исследования. Времени у вас будет вдоволь. Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы облегчить вашу научную работу: на берегу вы можете пользоваться лошадьми, а для экспедиций по реке — паровыми катерами. Согласны?