Моя охота за бабочками

Надвигалась ночь, и мы было струхнули, как вдруг нам повезло: мы заметили дым, поднимавшийся из трубы парохода, который шел в Фор-де-Франс.

Мы повернули так, чтобы с парохода нас могли увидеть, но сигналов наших оттуда не замечали; тогда я встал, рискуя опрокинуть пирогу, и, сняв с себя белый полотняный пиджак, принялся махать им над головой, чтобы привлечь к нам внимание.

Пароход двинулся нам навстречу и дал несколько гудков в знак того, что нас увидели.

Ура! Спасенье!

В порту нас поразила картина погрузки угля. Никаких лебедок, подъемных кранов, экскаваторов. Сбоку в корпусе парохода открыли два люка, которые вели в трюмы. Оттуда спустили два широких трапа, и толпа негритянок, выстроившись гуськом, в величайшем порядке бесконечной вереницей стала двигаться по этим трапам взад и вперед. Держа на голове полную корзину угля, они входили в правый люк и выходили из левого люка с опорожненной корзиной. Все так же, вереницей, проходили они мимо команды грузчиков; каждая женщина бросала рабочему пустую корзину, а другой рабочий ставил ей на голову полную корзину.

Несчастные обитательницы Мартиники, одетые в рубище, пели какую-то монотонную, протяжную песню, всегда одну и ту же, и кто-то на бубне отбивал ритм этой песни.

Казалось, ни этой тяжкой работе, ни этой песне не будет конца...

***

Недолго пожив в Крозоне, где я встретился с отцом, я в октябре переселился в Париж, решив продолжать свои занятия и добиться диплома гражданского инженера. Каждое утро я ходил в Специальное училище, помещавшееся на улице Сомерар, а во второй половине дня отправлялся на практику в Аркей-Кашан.

Жил я на улице дез-Эколь. Я записался в Генеральную ассоциацию студентов; она находилась недалеко от моего дома.

В часы досуга, которые оставались у меня от занятий в училище, я ходил в музей и работал там или же рылся у себя дома в многочисленных книгах по энтомологии; я покупал их для того, чтобы поточнее разобраться в насекомых, пойманных мною в Гвиане.

Я познакомился со многими энтомологами-коллекционерами, французскими и иностранными; с ними у меня долго сохранялись прекрасные отношения.

Скажу прежде всего о господине Брабанте. Он обладал огромной коллекцией ночных бабочек Южной Америки.

Для него я распаковал много ящиков, в которых были тщательно уложены насекомые, пойманные мною в Сена-Жан-дю-Марони. Я рассказал ему о великолепной сатурнии, названной Семирамидой. У меня был экземпляр этой бабочки. Лишь только я произнес ее название, он весь просиял, так как уже давно мечтал добыть эту бабочку. Я не помнил хорошенько, в какой ящик поместил дивную бабочку, и мне пришлось довольно долго искать ее. За время моих поисков господин Брабант несколько раз бывал у меня и купил много бабочек других видов, всегда выбирая ночных летуний. Когда же я наконец нашел свою Семирамиду, господин Брабант проявил бурную радость.

Гвианские бабочки:

сатурния Семирамида, самец (вверху) и самка (внизу)

Пожалуй, не лишним будет сообщить некоторые сведения об этой красивейшей бабочке.

У Семирамиды четырнадцать сантиметров в размахе крыльев. Хвостики, которыми завершаются задние крылья, имеют лопаточки на концах; на розовато-бежевом фоне красивые коричневые пятна с зеленоватым отливом, а кроме того, выступают другие узоры, тоже бежевого цвета; на каждом переднем крылышке по два «окошечка» в форме полумесяца.

Это редкая бабочка: за всю мою жизнь мне удалось поймать лишь несколько экземпляров этого вида. Она опускается на разостланные для поимки полотнища только между часом и двумя часами ночи.

В Центральной Америке и на юге Бразилии встречаются несколько ее разновидностей, но в очень небольшом количестве.

Я сохранил также прекрасные воспоминания о знаменитом энтомологе Антуане Грувеле, главном директоре Табачной мануфактуры. Он был старше меня на сорок лет, но обращался со мною, как с ровней. Антуан Грувель интересовался не бабочками, а булавоусыми жуками, которые иногда бывают не больше блохи. Когда я показывал ему этих крошечных букашек, он восхищался ими не меньше, чем господин Брабант моей чудесной сатурнией.

Другой энтомолог, господин Мориц Пик, с которым у меня до его последних дней сохранились превосходные отношения, интересовался многими жесткокрылыми малоизученных семейств.

***

Итак, этот период моей жизни, как, впрочем, все остальные ее периоды, прошел под знаком энтомологии, с той лишь разницей, что мне, увы, невозможно было порадовать душу охотой за насекомыми. Занятия в училище, необходимость оставаться из-за них в Париже не давали никакой возможности и подумать об этом. За все время пребывания во Франции у меня не хватало времени даже порыбачить, хотя это мой любимый вид спорта; только в первые недели после приезда я половил рыбу в бухте Дуарнене.