Моя Святая Земля (СИ)

И Эральд снова вспомнил войну в другом мире. Теперь пришла в голову деревня на оккупированной территории: в картину вписывалось и безлюдье, и отсутствие обычных сельскохозяйственных животных, и обгорелые печи на месте сожжённых изб. Жители ушли в партизаны, подумал Эральд и тут же поправил себя - в разбойники. Далеко не так героически и прекрасно.

- Эй, государь, - тихонько окликнул Сэдрик. - Проснись. Слушать-то будешь?

- Да, да. Прости. Ты сказал, две мысли?

- Ага. Первая - спрятать тебя где-нибудь. У Лео спросить, где - и пусть тебя охраняют его младшенькие. Они - бестолковые, но верные.

- Не получится, - сказал Эральд. - Если от меня и забрезжит какая-нибудь польза, она уйдёт в Алвина, как в прорву. Нам надо изменить положение вещей. Я всё думаю, думаю - и никак не придумаю, как это сделать, чтобы не надо было умирать.

- Я же говорю, обе мысли никуда не годятся, - согласился Сэдрик.

- А вторая?

- В столицу идти. И посмотреть на месте. Глупо.

Эральд залпом допил остатки остывшего кофе, передёрнувшись от горечи.

- Точно. Глупо. Но, по-моему, надо идти.

- Лучше бы я тебя спрятал... - Сэдрик вздохнул. - Но - тебе решать, я всё сделаю, что скажешь. Только боюсь очень. Просто - душу тянет, тянет... не прощу себе, если с тобой что случится.

- Не бери в голову, - улыбнулся Эральд. - Ты и так делаешь всё, что можешь. А мы с тобой ходим под Богом, раз уж у нас такая миссия. Знаешь, как в той песне: "Мне досталась в этой пьесе очень маленькая роль..."

- Вот ещё!.. - возмутился было Сэдрик, но, вместо того, чтобы развить мысль, замер и прислушался.

- Что ты?

- Иди в избу, - приказал Сэдрик. - Живо. Сюда кто-то едет.

- Очень страшный?

- Хватит лыбиться! Один, верхом, очень быстро - за каким бесом?

Эральд снова отметил, что слух у Сэдрика отменный: ему самому пришлось вслушиваться изо всех сил, чтобы расслышать глухую дробь копыт. Всё так: один, верхом, очень быстро. Но почему это опасно?

- С чего ты вообще решил, что этот всадник имеет какое-то отношение к...

- Король! - рявкнул Сэдрик. - А к кому ещё-то, чрево ада?!

- Тогда мне не надо прятаться. А вдруг это шанс? Он же один, чем нам вдвоём - сильномогучим колдунам - опасен один несчастный?

Во взгляде Сэдрика появилось отчаяние: "Ну что ж ты придуриваешься, когда вокруг настоящая опасность!" - как-то так. Эральд устыдился и уже хотел уйти в избу, как всадник на взмыленном коне влетел на узкую деревенскую улочку и был облаян парой заморённых деревенских шавок.

И никто не успел предпринять ничего серьёзного: Сэдрик присвистнул, а Эральд поражённо уставился на приехавшего - тот направил своего усталого коня прямо к ним, осадил у плетня, спрыгнул с седла - и с размаху рухнул Эральду в ноги.

- Государь, Господи, - всхлипнул всадник. - Господь тебя благослови ещё раз, и снова, и во веки веков, воссияют тебе звёзды небесные присно и вечно...

- Не надо, - сказал Эральд, справившись с шоком. - Встаньте, пожалуйста, и объясните, что вы хотите?

Но вместо этого приехавший задрал лицо в слезах и запёкшейся крови, взглянул совершенно безумными глазами, опять повалился в грязный мокрый снег, вздрогнул всем телом и ткнулся головой в мелкий подтаявший сугроб.

Конь фыркнул и шарахнулся, когда Сэдрик поймал его за повод. Эральд склонился над человеком и обнаружил, что тот - в глубоком обмороке. В этот раз Эральд сообразил сам: требуется королевский дар, а может - и большая половина аптечки.

Всадник не представлял никакой угрозы. Ему нужна была серьёзная медицинская помощь, лучше - в стационаре.

- Тётка, - скомандовал Сэдрик на заднем плане бытия, - коню походить бы... хорошая животина, а его гнали, не жалеючи...

- А с этим чего?

- Падучая, - отозвался Сэдрик. - И пытанный. Ему брат поможет.

А Эральд пытался вспомнить, что делать, если с эпилептиком случится припадок, не мог вспомнить точно и тёр ему виски кончиками пальцев, страшно досадуя на собственную бестолковость. Впрочем, припадок был очевидно не худшим, что приехавшему пришлось пережить.

Эральд поражался странному контрасту между всадником и конём.

Конь был - холёный вороной, открыточной глянцевой породы, в отличной сбруе, украшенной бляшками и блёстками, под седлом, которое хотелось назвать роскошным. Такого коня герцог Бэкингемский мог подарить д`Артаньяну.

Человек был - худой мужчина неопределённого возраста, от двадцати до сорока, небритый, с разбитым в кровь и опухшим носом, рассечённой бровью и треснувшим углом рта. Одетый в очень грязную, доношенную до бахромы рясу с капюшоном и облезлые, неопределённого цвета подштанники, обутый в разбитые тяжёлые башмаки, но это всё прикрывал бархатный плащ, подбитый тёмным мехом какого-то благородного зверя.

По всему выходило: замученный монах, укравший дорогую лошадь. Его дыхание постепенно выравнивалось; минут через пять Эральд понял, что бедолага спит.

- Сэдрик, - позвал он, - помоги дотащить его до дома, а то ещё и простудится.