Едва он — или она — это спросил, мне стало яснее ясного: нам обязательно нужно открыть шкатулку. Я видела замочек на одной стороне крышки, маленькую зеленую защелку с зубчиками, и подтолкнула ее большим пальцем. Она легко подалась.
Крис сказал:
— Мидж, тебе нельзя! Не трогай!
Но я уже подсунула пальцы под крышку, и она поднялась — мне показалось, сама собой.
По-моему, изнутри крышка была еще красивее, зеленее и затейливее. Правда, я ее толком не рассмотрела: то, что было в шкатулке, тут же полезло наружу. Оно было не совсем невидимое. Было заметно, как оно взбухает и валит из шкатулки облаками, буйное, напористое, нетерпеливое. Все клоны разом, будто по команде, расступились, освобождая ему место. Оно обволокло меня со всех сторон. Воздух сгустился, поэтому двигалась и даже дышала я с усилием, и он странно шипел и пузырился на лице и в волосах. Не знаю, что это было, но сразу стало понятно: оно — запретное.
Крис завопил:
— Вот дурында!
Одна рука у меня была под шкатулкой, а второй я уже давно давила на крышку, налегала изо всех сил, стараясь захлопнуть. Но то, что выходило из шкатулки, не давало ее закрыть и яростно напирало на меня, и казалось — петли у шкатулки вообще не прокручиваются. Я понимала: вещество это чудовищно опасное. Вернее, теперь мне кажется, будто я тогда понимала, что выпускать его просто так — чудовищное расточительство, и налегала, налегала, а шкатулка не закрывалась. Крис подсел поближе и положил свои руки на мои, и мы в панике давили на крышку вдвоем. Крышка даже не начала поддаваться, пока шкатулка не опустела по крайней мере наполовину. А потом стала опускаться — медленно-медленно, — и из-под нее все время вытекало и вытекало это могущественное вещество. Наверное, закрывали мы ее минут пять, не меньше.
Между тем с вытекавшим веществом творились разные странности. Куда оно летит, было сразу заметно — везде, где оно чего-то касалось, по нему проходила рябь, но не как от горячего воздуха, а так, что становилось ясно: вещество меняет саму сущность кустов, людей или земли, сквозь которые просачивается. Мы с Крисом рябили как бешеные. Часть вещества тяжелой спиралью поднялась в небо. Еще больше — я видела — медленно впиталось в землю. Но еще больше осталось, закрутило кусты, принялось складываться в смерчи и узоры, причудливые, как картинки на шкатулке, и в затейливые завитушки пустоты. Некоторые узоры были очень страшные, и одна из девочек-клонов, попавшая в их гущу, закрыла голову руками и захныкала. Но много было величавых и прекрасных. Клоны неуклюже и удивленно отмахивались от них, а завитушки пустоты взмывали, вились и вертелись вокруг, пока, наверное, вещество не развеяло ветром. В общем, его не стало. Один из клонов вдруг расхохотался. Между его ладоней парил завиток пустоты — помесь поземки и невидимой птицы. Клон держал его и хохотал, а остальное вещество уходило в землю тающими завитками, и тут к нам сквозь кусты, размахивая тростью, проломился мистер Фелпс.
Он был в бешенстве. Сироты вытаращились на него, а потом удрали — будто кошка от тетушки Марии. Только мистер Фелпс набросился не на них, а на меня — и на меня, а не на них замахнулся тростью.
— Безмозглая мелкая самка! — процедил он. Получился низкий рык, который хлестнул меня по лицу — гораздо страшнее любого крика. — Половину упустила! — сказал мистер Фелпс. — Моя последняя надежда одолеть эту уродливую диктатуру женщин — и именно самка ее растранжирила! Высечь бы тебя, девчонка. Да и тебя, мальчишка, за то, что ты ее не остановил!
В воздухе свистнула трость. Наверное, Крис меня заслонил. Раздался удар, и Крис сказал:
— Не надо! Мы хотели помочь!
— То есть украсть — по примеру папаши! — прорычал мистер Фелпс. — Прочь. Прочь с глаз моих. И не подпускай ко мне больше свою сестрицу, а не то я за себя не ручаюсь!
Мы с Крисом рывком поставили друг друга на ноги и побежали. Про пакет с пряжей вспомнил Крис, а не я. Помню, как он тащит его и пыхтит:
— Ох, Мидж, ну и каша! Я-то думал, он хороший, а тетушка Мария плохая, а теперь и не знаю! Эх, зачем ты только открыла шкатулку!
Я тоже об этом жалела и поэтому промолчала.
А сейчас еще больше жалею. Не знаю, что делать. Кренбери не просто город сумасшедших. Это какой-то страшный сон.
Я все дописала. Спустилась вниз. Наверное, я не очень топала, поскольку все еще думала про ту поразительную шкатулку. Крис с тетушкой Марией меня не слышали. До меня донесся ее голос:
— Прекрасная посуда, дорогой? Да, у меня хорошие сервизы. Не беспокойся, стол накроет наша маленькая Наоми, это не мужское дело.
— Зануда! — сказал Крис. — Вы у-жас-на-я за-ну-да — вот что я говорю!
Ужас, подумала я. И поскорее побежала к ним. Тетушка Мария — скорее печально, чем сердито, — заметила:
— Бедный мальчик. Я буду молиться за тебя, Кристофер.
— Выучите наконец, как меня зовут! — рявкнул Крис. — Я Кристиан, слышите, вы, убийца?!
Тетушка Мария сказала «что?!» тоненьким, ломким голоском. Я почувствовала, что слабею и словно тону, и мне пришлось прислониться к косяку. Я сказала:
— Крис, закрой рот.