Меня прямо накрыло волной облегчения, и я схватила свечку и бросилась в комнату Криса. Мне даже на секунду показалось, что Крис — там. Одеяло и подушка лежали на кровати ворохом, как он всегда их оставляет, и поэтому показалось, будто там кто-то есть. Но я хлопнула рукой по самому большому бугру — и он провалился. Тогда я поставила свечку и сдернула одеяло, и простыня была холодная и смятая.
— Что ты там делаешь, дорогая? — как всегда, крикнула тетушка Мария.
— Ищу К… книгу, — ответила я. И вернулась в нашу комнату.
Мама с улыбкой на лице и клоком серого пуха в руке посмотрела на меня:
— Я же тебе говорила!
— Нет, его там НЕТ! — прошептала я. Тетушка Мария еще не захрапела снова, и больше я ничего сказать не могла.
— Он внизу, набивает брюхо, — засмеялась мама. — Я слышала, как он спускался. Надеюсь, он оставит нам на завтрак хоть чуть-чуть хлеба.
Я забралась в кровать, и тут тетушка Мария наконец захрапела. Я сказала:
— Мама, Криса нет дома. Я понимаю, тебе трудно в это поверить, но его нет дома, потому что тетушка Мария превратила его в волка.
Мама отпихнула Лавинию и повернулась на бок, устраиваясь поудобнее.
— Миджи, я тебя обожаю, — сказала она тихим-тихим, сонным-сонным голосом. — Но сейчас я ужасно устала и не готова участвовать в твоих фантазиях. Давай спать.
— Это правда! — сказала я. И встряхнула маму, чтобы она не спала. — Мама, Крис теперь волк. И я не знаю, что делать!
— Придумай какой-нибудь другой финал рассказа, — сказала мама. — А еще раз меня тряхнешь — я тебя стукну. Я устала.
И заснула.
«Ладно, — подумала я, — утром она все заметит, никуда не денется». Легла и попыталась заснуть, но у меня целую вечность ничего не получалось. Я все время думала, где же Крис, каково ему сейчас. В довершение всего полил дождь. Было слышно, как он молотит по крыше. Пришла Лавиния, свернулась у меня на подушке и замурчала. Наверное, ей было приятно, что она не под дождем, но я подумала — ах ты эгоистичная тварь! У тебя-то все прекрасно! Зря я так — я и сама эгоистка не меньше Лавинии, а поделать мы с ней все равно ничего не можем. Я стала думать, может, встать и пойти в гоблинский лес поискать Криса. Ему ведь наверняка пришлось убежать в лес. Я подумала — надо мне пойти и скормить ему тот пирог со свининой, который мы оставили под деревом. Но мне было так страшно, что я даже не встала. Все время твердила себе, мол, у диких зверей есть шерсть для защиты от непогоды, хотя дикие звери ведь привыкли бегать под дождем, а Крис — нет. Я стала думать, неужели и мысли у него стали волчьи и знает ли он, что он на самом деле Крис. И еще я думала и думала, как заставить тетушку Марию превратить его обратно. И до сих пор не придумала. Ведь Крис с самого начала ей не нравился.
Сегодня был полный кошмар.
Я совсем забыла, сколько маминого времени отнимает тетушка Мария и как она орет, чтобы узнать, что происходит, стоит заговорить о чем-то своем. Поэтому я ничего не могла поделать — только сказала:
— Мама, ты видишь? Крис не завтракал.
— Пойди вытащи эту ленивую тварь из берлоги, — сказала мама, пролетая мимо меня с вазочкой варенья.
Когда она вернулась, я сказала:
— Криса нет в его комнате, постель не тронута.
— Эх, когда он наконец научится застилать кровать? — ответила мама. — Он в гостиной!
Тут тетушка Мария опять заорала, и мама вскочила.
— Скажи ему, пусть перекусит перед уходом, — сказала мама и снова унеслась наверх.
Когда она спустилась, я сказала:
— Мама, его нет в гостиной. Он — волк.
— Да, ест он много, — сказала мама. — Он пошел гулять, я слышала, как хлопнула дверь. Зря он, конечно, — на улице жуткий туман.
Туман висел весь день — густой, голубоватый, ну прямо шерсть Лавинии. Я все время думала, как Крису сейчас, наверное, мокро и холодно. Было видно, что Лавиния тоже грустит. Она весь день просидела в садовом сарайчике, покрытая крошечными капельками, и вид у нее был несчастный. Я все пыталась рассказать маме про Криса, и она то считала, будто я говорю о чем-то другом или сочиняю рассказ, то, кажется, была уверена, будто Крис в соседней комнате или только что вышел.
Когда мама наконец присела поесть, я плотно закрыла кухонную дверь, чтобы тетушка Мария не слышала, и сказала:
— Мама, послушай меня. Крис. Превратился. В волка. Понимаешь? Поэтому его здесь нет. Его не было дома со вчерашнего дня.
— Глупости, Мидж, — сказала мама. — Он сделал себе бутерброды и ушел. Ты же сама знаешь.
До этого она ничего о бутербродах не говорила. Я спросила:
— Когда он взял бутерброды?
— Наверное, пока мы помогали тетушке Марии одеться, — сказала мама. — Весь белый хлеб израсходовал.
— Нет. Это мы доели батон за завтраком, — сказала я.
— Тогда, значит, он взял черный, — сказала мама. — Мидж, раз ты все равно тут торчишь, почисти картошку, а я потушу брюссельскую капусту.