Моя тюрчанка

Гребаный автоответчик!.. Я сбросил звонок и чуть было не швырнул телефон в сугроб. Ну конечно, конечно!.. Секретарь учреждения, принимающий входящие вызовы, мирно похрапывает в теплой мягкой постельке в своей со вкусом обставленной квартирке. Сладкие сны видят и не испытывающие мук совести главврач, заведующие отделений «спецмеда», и какой-нибудь менеджер по закупке больничной пижамы и продовольствия. А почему бы всем этим господам и не давить подушки в счастливом поросячьем забытьи?.. Ведь они знают: верные медбратья в синей униформе вкололи, кому надо из «пациентов», по несколько кубиков одуряющего препарата, вырубающего не хуже, чем иной забористый наркотик; по коридорам «учреждения» солдатской походкой прогуливаются уроды-надзиратели, готовые угостить дубинкой того «больного», который вздумает поднимать шум или качать права. Бдит и полиция на КПП: вон меня – чертова лузера – не пустили дальше турникета.

Я снова поднял голову, посмотрел на бледную – почти «съеденную» тучами – луну. Я думал о моей Ширин. Кажется: до луны можно достать рукой, сорвать светило с мрачного небосвода. Но это только обман глаз. Так и с моей девочкой: рвануться бы, обнять любимую – но нет. Как луна отделена от нас космическим расстоянием – так мою милую отгораживают от меня железные ворота, бетонная стена, колючая проволока и жандарм с автоматом. Я в каких-то сотнях шагов от моей возлюбленной. Но я ничего не могу для нее сделать. Ни взять за руку и увести домой. Ни хотя бы шепнуть на ушко ободряющее слово. Волосы вставали на мне дыбом, когда я представлял, что испытала Ширин, очнувшись после шоковой терапии на скрипучей койке в одной из палат «спецмедучрежедения».

Возможно, первой мыслью моей девочки было: я умерла и попала в ад. Но скоро любимая разберется, что – по капризу насмешливых богов – осталась жива, что земные страдания продолжаются. О, я должен молить Кришну и Раму о том, чтобы Ширин скончалась, так и не придя в сознание!.. Это был бы исход, желанный и ею самой…

По телефону администрация «учреждения» – не «алло». Надо ждать девяти утра. А что делать сейчас?.. Ехать домой – поужинать подогретыми в микроволновке бутербродами, почистить зубы, принять душ и завалиться спать, завернувшись в теплое одеяльце?.. Нет. Я не могу наслаждаться комфортом, пока не знаю, что с моей Ширин. Да мне и просто страшно было одному возвращаться в пустые стены квартиры. Так куда мне податься?…

Я так ничего и не решил и остался под луной и тучами. Как секундная стрелка в часах неустанно обегает циферблат, так и я вышагивал вкруг бетонной ограды «спецмедучреждения», каждый раз бросая усталый взгляд на железные ворота и на контрольно-пропускной пункт. Мне все казалось: створы ворот откроются или распахнется дверца КПП – и ко мне навстречу выйдет Ширин. Тусклого лунного луча будет достаточно, чтобы я разглядел лицо любимой.

Но, конечно, милая не появлялась. Снег сыпался гуще. Луна совсем заблудилась среди темных туч. Все кругом – даже электрический желтый свет в окнах не так далеко вздымавшихся многоэтажек – казалось угрюмым и враждебным. Я месил и месил слякоть вдоль периметра «охраняемой территории». Снег таял у меня за воротником. Неизвестно как, влага просочилась и в ботинки. Скоро у меня зуб на зуб не попадал от холода; по телу гулял озноб. Иногда я смотрел время на экране смартфона – но, спрятав гаджет в карман, немедля забывал: десять ли вечера сейчас, одиннадцать или сильно за полночь. Надо только дожить до девяти утра. А там – дозвонюсь в «спецмед» и выясню участь Ширин. Почему-то я вообразил, что по телефону мне все так и выложат, как прилежный ребенок на утреннике в детском саду без запинки декламирует стишок. Да еще и подскажут, как вытащить милую (если та жива) из проклятого «учреждения». Мне не приходило в голову, что меня могут, как говорится, «отфутболят», так ничего по существу не сказав.

Я шатался и хромал, топча грязь. Жмурился и закрывался рукавом от летящего в лицо снега. Несколько раз спотыкался почти на ровном месте. Глупая надежда на лучшее и страшное запредельное отчаяние попеременно накрывали меня волнами. Даже трудно сказать, что более паршиво: утешаться сопливым «подожди, все будет хорошо» или деревенеть от беспощадного «игра окончена». И то, и другое – одинаково парализует волю.

Скоро, с промокшими носками, мне стало совсем невмоготу на морозном воздухе, под густо валящем снегом. Надо было поискать какое-нибудь теплое и сухое убежище, где-нибудь недалеко от «спецмеда». Уезжать домой я по-прежнему не собирался: мне казалось, что стоит лишь отойти от железных ворот «учреждения» дальше, чем на километр – и разорвется моя последняя невидимая связь с Ширин. Пока я волком или неприкаянным призраком рыщу в окрестностях «режимного объекта» – с милой, будто бы, не должно случиться ничего непоправимого.