Моя тюрчанка

Неплохо было бы отогреться хотя бы в подъезде. Но все подъезды оборудованы домофонами, не впускающими «чужаков», и бронированными дверями; мы давно живем в военно-полицейско-клептократической антиутопии. С трудом переставляя ноги, я двинулся в сторону городских огней.

Я не так далеко ушел, когда разглядел в мерцающем оранжевом свете фонаря неброскую вывеску: «Пирожки – кофе – чай. Круглосуточно». Заведение того же пошиба, что бистро и кафешки, в которых так часто перекусывали мы с Ширин. Я и Ширин… Остро отточенный нож резанул мне по сердцу. Притом, что мне и казалось: что мое сердце и так изрублено, продырявлено и искромсано – и уже не почувствует никакой боли. Я и милая… Сколько раз мы баловали себя горячим кофе и жирными пончиками в предприятиях общепита!.. Мы не видели в таком действе ничего особенного, а ведь это было так романтично и прекрасно!.. В тысячу раз прекраснее, чем ужин при свечах в каком-нибудь буржуйском ресторане!..

В кафе, куда я зашел теперь, тихонько лилась плавная индийская музыка; стены были выкрашены в голубой цвет; инородным элементом смотрелся натюрморт в желтой резной раме, изображавший апельсины, айву и лимоны в хрустальной прозрачной чаше в гостиной какой-нибудь рачительной хозяйки (наверное, старушенции «божий одуванчик», которая обожает вязать чулок и расчесывать своего довольно мурчащего перекормленного трехцветного кота). А вот убранство кафешки вряд ли вдохновило бы тонкую душу живописца. Пирожки, ватрушки и пончики, как всегда в «таких местах», лежали на немытой витрине грубыми кучами. За стеклом жарочного шкафа вращались вертела с обмазанными специями чрезмерно подрумянившимися цыплячьими тушками. Казалось: попробуй ножку или крылышко такого цыпленка – и на зубах у тебя захрустит уголь. Два столика – местами в подозрительных пятнах. Истрепанные, видавшие виды, диванчики…

За кассой стояла женщина в возрасте слегка за сорок – приятной смуглости тюрчанка или таджичка, собравшая волосы под зеленый узорный платок.

– Здравствуйте!.. – хрипло сказал я, переступив порог кафешки.

– Здравствуйте, здравствуйте!.. – отозвалась женщина более приветливо, чем можно было ожидать от замордованной жизнью немолодой продавщицы-гастарбайтерши, уставшей от покупателей, стояния на ногах и низкой зарплаты.

Я подумал: у этой восточной тети невероятно добрые глаза. Возможно, психическое потрясение, вызванное тем, что у меня отняли Ширин, разбудило мою интуицию. Но от продавщицы исходило тепло, как (простите за такую ассоциацию) от свежеиспеченного хлеба в булочной.

Есть мне не хотелось. Я попросил только кофе. Причем не молочный, какой любили мы с Ширин, а черный, с всего одним кубиком сахара. Должно быть, я хотел, чтобы напиток у меня в стакане был такой же горький, как осаждавшие меня мысли. Я взял свой кофе и сел за квадратный столик. Меня трясло, то ли оттого, что у меня промокли ноги, то ли от переживаний, а скорее всего и от того и от другого. Я глотал горячий кофе, обжигая губы и ротовую полость; а руки у меня так дрожали, что напиток иногда выплескивался мне на пальцы.

– Молодой человек, – спросила продавщица. Ее ласковые внимательные глаза остановились на мне. – У вас все хорошо?..

– А?.. – встрепенулся я, никак не ждавший подобного вопроса. И неуверенно промямлил: – Н-да… Хорошо…

Женщина вышла из-за стойки, приблизилась ко мне, еще пристальнее посмотрела мне в лицо и произнесла:

– Хорошо – говорите?.. А по вам не скажешь…

Я тоже заглянул продавщице в глаза. Она вдруг напомнила мне двух самых дорогих для меня людей: покойную маму, которая ушла как раз в сорок с хвостиком лет, т.е. в нынешнем возрасте участливой продавщицы, и милую Ширин, поскольку тоже была черноволосой смуглянкой с агатовыми глазами, и в юности, быть может, так же, как моя девочка, блистала красотой. Я не сразу почувствовал, что по моим щекам вновь сбегают слезы. Так плачет ребенок, которого внезапно пожалели. Мне захотелось распахнуть изъеденную болячками душу перед незнакомой – но такой родной – продавщицей. Но все, что я смог выдавить – было:

– Мою девушку… закрыли… в медучреждении…

Тут я, не думая о стыде, заслонил лицо ладонями и зарыдал.

– Ой-бай!.. – всплеснула руками восточная тетушка. – Закрыли в «спецмеде»?.. Твоя девушка – приезжая, нерусская?..

– Она тюрчанка, – всхлипывая, ответил я.