Моя тюрчанка

– До восьми утра у меня смена, – сказала Зульфия. – Ты можешь заходить в кафешку погреться, выпить кофе или чаю. Можешь даже поспать, полулежа на диванчике. Я тебя не выставлю.

– Спасибо… – попытался я улыбнуться.

Тетушка взяла меня за руку и заглянула мне в лицо своими лучистыми глазами:

– Ты когда в последний раз ел?..

– Не помню… – промямлил я. – Не знаю… Я не хочу есть.

– Нет уж, покушай, – сказала заботливая апа. Она нырнула обратно за витрину, щипцами достала пару пирожков и положила на пластиковую одноразовую тарелку. Налила в стаканчик чаю. И, с пирожками и напитком, подошла ко мне.

– Я… Я правда не голоден… – зачем-то продолжал я сопротивляться.

– Ешь, ешь, – проявила настойчивость тетушка. – Угощаю за счет заведения.

Я не круглый (квадратный, наверное – ха!) дурак – и понял: заведение тут ни при чем, славная Зульфия-апа оплатит чай и пирожки из своего кармана. И именно потому я не стал больше отнекиваться: не принять подарок – значило бы обидеть добрую женщину. Сердечно поблагодарив тетушку, я принялся за еду. Признаюсь: я заморил червячка не без удовольствия – у меня и вправду много часов не было во рту ни маковой росинки. Один пирожок был с капустой, а второй, особенно мне понравившийся, с грибами. Перемолов оба пирожка и допив чай, я вытер салфеткой рот и поднялся на ноги:

– Спасибо, тетя Зульфия!.. От все души: спасибо!..

– Пойдешь круги нарезать по окрестностям «спецмеда»?.. – спросила Зульфия-апа с чуть поблескивающими, как от слез, глазами.

Я молча кивнул.

– Ехал бы ты лучше домой, – вздохнула тетушка. – Поспал бы остаток ночи под теплым одеялом. А утречком выпил бы кофе, позавтракал бы – и спокойно позвонил бы в «учреждение».

– Нет… – тихо откликнулся я. – Не могу…

Я понимал, само собой: топчась всю ночь у железных ворот «спецмеда» или напротив КПП, я ничего не узнаю о Ширин, и, тем паче, ни на грамм не облегчу участь любимой. Но меня не покидало иррациональное ощущение, что нас с моей девочкой соединяет невидимая ниточка, которая с треском порвется, если я уеду. Возвратиться сейчас в родные стены – означало бы во второй раз предать мою милую. Первый раз я предал ее, когда не дал ей умереть – позвонил в «неотложку», хотя прекрасно знал, что моя звездочка хотела покоя, забвения, смерти. Нет, я не забьюсь сурком в уютную норку!.. Я буду маячить у бетонной ограды, поверху которой вьется спираль Бруно, до чертова утра!.. Да, и конечно я боялся возвращения в пустую квартиру, где бы мне все напоминало о Ширин (как будто и на шторах, и на кресле, и, тем более, на постели – остались отпечатки ауры моей девочки), а самой моей милой не было бы; не звенел бы столь дорогой моему сердцу родниковый смех.

– Ну, бог с тобой. Иди, – снова вздохнула Зульфия-апа.

Мы кивнули друг другу – и я переступил порог, чтобы вновь оказаться в объятиях белого снега и черной тьмы, которую здесь и там прогрызали оранжевые огни фонарей. Я опять трясся от холода, как будто совсем не отогрелся в кафешке; мокрые носки, разумеется, не высохли. Скоро передо мной поднялась бетонная неодолимая стена, опоясывающая территорию «учреждения».

О, мне бы хорошую такую, увесистую кувалду!.. Я бы раздолбил, проломил бы треклятый бетон и прорвался бы за стену. Как дикий зверь, пустился бы рыскать по корпусам; каждому встречному докторишке, надзирателю, медбрату я разбивал бы кувалдой череп. Так, рыча от гнева, я шарил бы по «режимному объекту», пока не отыскал бы Ширин. Выронив обагренную кровью кувалду, я взял бы мою девочку на руки и понес бы домой; так косматый неандерталец убегает в пещеру с самкой.

Фантазии, безудержные фантазии лузера и слабака!.. Это в мечтах я неандерталец и свирепый тигр. А на деле – пришибленный инвалид, смешное ничтожество; переползающая асфальтовую дорожку глупая улитка, которую только по случайности не раздавило велосипедное колесо.

Я еще подумал, что ситуация парадоксальным образом напоминает сюжет древнеиндийского эпоса. Десятиглавый и двадцатирукий демон Равана на летающей колеснице похищает красавицу Ситу. Он прячет нежную пленницу на острове Ланка. И приставляет к похищенной царевне стражу –

безобразных, губастых, клыкастых ракшаси. Муж Ситы – доблестный Рама – бросается на поиски возлюбленной…

Чем Ширин не Сита?.. Тоже красивая и нежная, как цветок. А надзиратели и медбратья, змеиными глазами без смыкающихся век приглядывающие за моей девочкой, ничуть не приятнее ракшасов. Да – но вот только я совсем не богатырь Рама. И рядом со мной нет преданного брата Лакшманы. Я не приведу армию обезьян, которая штурмом возьмет «спецмедучреждение», не убью в жарком поединке главврача. И этот самый главврач – не многоглавое серое страшилище, а крупная шестеренка в государственном механизме; сиятельный бюрократ, заслоненный, вместо щита, параграфами законов. Еще неизвестно – что хуже.