Моя ужасная няня

Дети повернулись к стенам и попытались слизывать кашу. Она к этому времени совсем остыла и слиплась противными комками. Когда завтрак закончился, перемазанные кашей лица детей приобрели довольно пугающий серый цвет, и у бедной мисс Крилль, которая вошла, предвкушая новый радостный день, вырвался вопль ужаса. Гувернантка попятилась прочь из комнаты.

– Мызгрыль, мызгрыль! – закричала Евангелина, не прожевав кашу, и попыталась подбежать к ней, но, когда она подняла руки, юбки тоже поднялись и захлопали, словно крылья летучей мыши, отчего мисс Крилль развернулась и помчалась по тёмно-коричневым коридорам, пронзительно вопя: «На помощь!» Евангелина бросилась вслед за ней, умоляя свою дорогую гувернантку подождать её. Подол юбки, пришитый к рукавам, вздулся и захлопал на ветру, как паруса яхты, и унёс Евангелину из виду.

Няня Матильда один раз ударила об пол своей большой чёрной палкой.

– Евангелине пора принимать Ежедневную Дозу Лекарства, – сообщила она.

Очень неприятное ощущение начало охватывать детей: какие-то далёкие воспоминания подсказывали, что, если няня Матильда стукнет большой чёрной палкой, приходится делать то, чем ты непосредственно перед этим занимался. А вдруг теперь им придётся носить одежду Евангелины (чудовищные платья, пунцовые или фиолетовые, с коричневыми передниками, и ботинки на пуговицах – мальчики и так уже начали себя чувствовать полными дураками). А если их вообще теперь будут считать Евангелиной…

Так и вышло, потому что внезапно все дети выстроились в шеренгу и раскрыли рты, чтобы принять лекарство. Это было ужасное лекарство – грязно-серый порошок, каждая доза которого хранилась в отдельном белом бумажном пакетике. Но няня Матильда неумолимо подходила к каждому ребёнку в шеренге, открывала пакетик, постукивала по нему, чтобы порошок лучше сыпался, и вытряхивала на очередной высунутый язык. Даже бедное Дитя, умоляюще смотревшее своими голубыми глазёнками, стоя с запрокинутой головой, получило свою дозу. Впрочем, я не уверена, что она оказалась такой же большой, как у других детей.

Какой-то жуткий шум снаружи заставил всех броситься к окнам классной комнаты. Мисс Крилль мчалась по гравийной дорожке сада, преследуемая огромной тёмно-синей летучей мышью, машущей крыльями и издающей невнятные вопли: «Мызгрыль!»

Евангелина, так и не прожевавшая кашу, умоляла мисс Крилль остановиться. Но мисс Крилль не тратила ни секунды на то, чтоб оглянуться. Она неслась через коротко подстриженные зелёные лужайки, вскидывая тощие ноги в чёрных чулках, когда перепрыгивала через бордюры и кусты; за ней топотала и подскакивала Евангелина, за ней летели Ириска с Изюминкой, а за ними пыхтел Мопс, и все трое тоже голосили: «Грыль-грыль-грыль!» Собачьи голоса ничем особенным не отличались, но мисс Крилль это всё равно нисколько не утешало.

Дети с некоторым ужасом взирали события, разворачивающиеся в саду, – но куда больший ужас охватил их, когда в классной комнате раздался бодрый голос:

– Bonjour, mes enfants[2]. А теперрь – уррок Française[3]. – И они поняли, что их страхи становятся суровой реальностью. Они вырядились в одежду Евангелины, и теперь им предстоит Евангелинин урок французского.

Дети отлично помнили, что обещала Евангелине их двоюродная бабушка Аделаида:

частные уроки:

красноречия,

хороших манер,

французского,

немецкого,

итальянского

и, самое главное,

фортепиано.

Ой, мамочки!

Однако ничего поделать уже было нельзя, и они послушно собрались посреди комнаты, у квадратного стола, накрытого красной суконной скатертью.

– Разве нам тоже нужно учить французский, мадемуазель?

– Oui, oui[4], – ответила француженка.

По-французски это значит «да», но Дитя почему-то подумало кое о чём другом, и, как только его посетила эта идея, оно подняло руку и спросило: «Моня вытя?» Всем детям это показалось отличным способом выиграть время, так что они тоже подняли руки и, не ожидая разрешения, бросились вон из комнаты.

Отхожее место находилось весьма далеко: надо было долго петлять по извилистым коридорам, потом посетить уборную по очереди и дождаться последнего. Так что прошло довольно много времени, прежде чем дети вернулись, и мадемуазель страшно рассердилась.

– Est-ce qu’il vous faut sortir pour si longtemps?[5] – очень быстро спросила она по-французски.

Дети уловили только слово «сортир».

– Но мы только что оттуда, – ответили они озадаченно. А потом их осенило: – Ох, вы имеете в виду, вам надо в сортир? А мы заставили вас так долго ждать! – И с самыми лучшими намерениями, взяв француженку под руки, чрезвычайно любезно проводили её в нужное место.

Конечно же, мадемуазель не имела в виду ничего подобного, но детей было слишком много.

– Laissez moi! – сердито кричала она. – Je ne veux pas! Tais toi![6]

Но дети не умели говорить по-французски и думали, что ей надо очень срочно и она умоляет их идти быстрей, и потому они удвоили усилия.