Уже наступил вечер, и стало слишком темно, чтобы разглядеть что-нибудь, кроме длинной череды фонарей, протянувшихся, словно ожерелье из сияющих бусин, вдоль набережной. Но в воздухе стоял восхитительный запах водорослей и негромкое «фшш-фшш-фшш» волн, набегающих на песок одна за другой.
Дети выстроились на вокзале нетерпеливой колонной и двинулись пешком, поскольку отель тёти Аделаиды стоял неподалёку. Он был огромный и роскошный, со множеством маленьких башенок и балкончиков, с завитушками и финтифлюшками, похожий на великанские часы с кукушкой. Каждый из детей нёс свои пожитки в плетёном чемоданчике. Одеты они были в белые матросские костюмчики (у девочек – с юбкой) и белые круглые матросские шапочки и, должна сказать, выглядели донельзя глупо, но так их одевали летом каждый день – и всё тут! А ещё к матросскому костюмчику полагался свисток на чёрном шнурке, который надевался поверх большого квадратного воротника, и дети считали его самой полезной деталью: свисток как раз может пригодиться для чего-нибудь забавного. Дитя замыкало колонну, чуть утомлённое долгой дорогой, но бодро топало в своём вечно сползающем подгузнике. Свисток оно держало во рту, потому что обе руки были заняты собственной маленькой корзиночкой, и потому дышало Дитя несколько странным образом.
Мисс Крилль стояла на крыльце отеля, приветственно протягивая к детям руки в красных пятнах, а Евангелина с Мопсом запрыгали, увидев целую армию, наступающую из темноты. Боюсь, радость была не очень искренней: как вы помните, дети Браун уже гостили в комнатах Евангелины прежде. Таксы Ириска и Изюминка подбежали к Мопсу, едва завидев его, и тут же ловко укусили за зад. Мопс пронзительно взвизгнул «тяу-тяу-вау», Евангелина спряталась за спину своей обожаемой гувернантки, которая издала тихий стон отчаяния, видя, что дети семейства Браун с прошлого визита не изменились ни на йоту. А теперь они проведут с ними все летние каникулы…
Дети Браун поднесли к губам свистки и радостно засвистели, чтобы скрасить прибытие под опеку бабушки Аделаиды, и, со смиренным и почтительным выражением на лицах, стройной колонной проследовали в холл. Из разных гостиничных номеров высунулись заметно встревоженные широкие красные лица с полковничьими белыми усами и такие же широкие лица пожилых дам. Двоюродная бабушка Аделаида величественно прошествовала по парадной лестнице вниз, к детям.
При виде её они поспешно спрятали свистки во рту.
– Здравствуйте, дети, – изрекла тётя Аделаида, царственно кивнув, но всё же поднесла к глазам лорнет, с некоторым беспокойством озирая физиономии в чёрных кляксах и с надутыми щеками. Дети попытались ответить, но смогли произнести только «ффы-ффы-свиии», однако хихикать не забывали. Няня Матильда посмотрела на это и тихонько стукнула об пол своей большой чёрной палкой.
– Вы устали и проголодались, – сказала тётя Аделаида, ещё внимательнее вглядываясь в перемазанные дорожной сажей лица. – Вам нужно хорошенько поужинать и отправляться в постель. Шеф-Повар приготовил ужин специально для вас.
– Густой суп-пюре, мясной пирог с почками и пудинг с изюмом, – сказала мисс Крилль с надеждой. Как ни печально признавать, надеялась она на то, что у детей случится несварение желудка и остаток каникул они проведут в постели.
– Как чудесно! – хотели воскликнуть дети: ведь это была их почти что самая любимая еда. Но поскольку няня Матильда стукнула палкой, то свистки накрепко застряли у них во ртах. И хотя дети бросали тоскливые взгляды на большой обеденный зал, получилось у них только «ффы-ффы-свиии!».