Моя ужасная няня

Здесь всё было едва ли не хуже, чем в женской палате. Несколько пожилых джентльменов спасались бегством, пытаясь выбраться из больницы по причине тех ужасов, что Дэнни написал в их историях болезни. Одеваясь, они вдруг обнаруживали, что халаты им либо малы, либо велики, и джентльмены ужасно расстраивались, думая, что подхватили какую-то страшную болезнь, заставившую их распухнуть или съёжиться – за какую-то минуту. Они полезли в тумбочки за тапочками, и те, кому халат стал велик, обнаружили, что тапки им малы, а на тех, кто еле влез в халат, тапки болтались. И пациенты решили, что тело у них распухло, а ноги усохли – или наоборот. «Ой-ой! Выпустите нас! Отпустите!» – кричали они, толкаясь у выхода, убеждённые, что в больницу кто-то принёс экзотическую заразу и ещё чуть-чуть – и тут все превратятся в пигмеев (с огромными ножищами) или в гигантов (с крошечными ножками) и до конца жизни будут выступать в цирке. Но пояса халатов были привязаны к кроватям и не пускали несчастных: слабых отбрасывало назад, и они снова оказывались в койках, а пациенты, у которых сохранились силы, тащили койки за собой. «Ой-ой-ой!» – кричали они, обнаружив, что больничные кровати гонятся за ними, словно желая снова их поглотить. «Ой-ой-ОЙ! – завопили они, когда увидели кровать-чудовище, в которой Ханна с Джоэлом прыгали под одеялом, издавая голодное рычание дракона, наметившего жертву…

Вики и Тим бегали от пациента к пациенту с тазиками – на случай, если кого-то стошнит. Даже те пациенты, которые совершенно не нуждались в их услугах, при виде этих тазиков испытывали тошноту и присоединялись к хору стонущих, охающих и вопящих людей.

В третьей палате перевёрнутые детские кроватки превратились в натуральный зоопарк, и Младшие дети скакали и бесновались за прутьями, жутко рыча, щёлкая зубами и требуя ужина. Взрослых пациентов такое поведение человеческих детёнышей приводило в ужас, и они боялись высунуть из-под одеял бледные, перепуганные лица. Тони, Дэвид и Джейси сдерживали «зверей», колотя по прутьям клеток найденными в палате костылями (к великой ярости хромых пациентов, которым эти костыли были срочно нужны) и выкрикивая: «Ап! Ап!», «Следи за тем леопардом!» и «Они пытаются добраться до пациентов!» – и прочие ободряющие и обнадёживающие замечания.

– Дикие звери съедят детей! – завопили пациенты.

– Ну что за гадкий тигр, отпусти малыша! – тут же закричали Тони, Джейси и Дэвид, а потом добавили: – Ладно, Лео, одной руки тебе хватит!.. – И добродушно пояснили пациентам: – Зверей всё-таки нужно кормить.

– Боже мой, когда они их доедят, то примутся за нас! – вопили одноногие пациенты, прыгая туда-сюда и то и дело натыкаясь друг на друга.

Толстяк Пузан в своём углу засунул голову под набитую рисовым пудингом подушку, иногда поднимая её, только чтобы вдохнуть, и тут же прятался обратно. Он-то знал, что из всех пациентов всякий здравомыслящий хищник обязательно выберет его как самого упитанного и вкусного.

Главная медсестра стояла в небольшом центральном холле. Как вдруг мимо неё просвистела детская кроватка, в которой Дитя раскачивалось, словно обезьяна, держась за прутья клетки, и мычало какую-то песенку. Кроватка стремительно проносилась туда и обратно по полированным полам, из одной палаты в другую, подталкиваемая Старшими детьми, которым случалось оказаться поблизости.

– Так! – сказала Главная медсестра и стала совсем не похожа на святую и добросердечную Флоренс Найтингейл. Она потемнела и помрачнела лицом. – А это ещё что такое?

Мимо просвистел длинный поезд из сцепленных коек, чуть не зацепив Дитя в его вольно раскатывающей кроватке. Дети связали кровати бинтами и устроили пациентам чудесную поездку, хотя нельзя сказать, чтобы пациенты на ней настаивали. Дети громко звенели в обеденный колокольчик и выкрикивали: «Поезд проследует со всеми остановками через станции: Больнонебудет – Лежитесмирно – Ужетошнит – Утка-под-Койкой – Пересадка на Большую Дозировку – Пилюлькингс – Ватерклоо-зет…».

Сюзанна, подкравшись с тылу, изловчилась и связала ленты медсестринских передников в узел, и теперь бедняжки яростно пытались высвободиться, размахивая руками и ногами в центре палаты, словно огромный разъярённый осьминог.

Главная медсестра посмотрела на три палаты: на бубнящую в бреду миссис Блоггс, гуляющую кругами с подносом, на нервничающую мисс Физзль, на бедную пожилую даму, бегающую в красной фланелевой ночной рубашке, на виноградную ванну и фиолетовые ноги… На престарелых джентльменов, запряжённых в кровати, спотыкающихся и заплетающихся в слишком тесных тапочках и слишком больших халатах, на зеленоватые лица, склонившиеся над тазиками, на крутящиеся в воздухе колёсики детских кроваток и клетки под ними, в которых бесновался зверинец из Младших детей семейства Браун, требуя себе на ужин конечности пациентов… Она взглянула на круглый зад Пузана Брокли и подушку с рисовым пудингом, под которой он прятал голову, словно страус; на Дитя, беспечно разъезжающее в кроватке туда-сюда, туда-сюда, на осьминога из медсестёр и поезд из кроватей…