Моя ужасная няня

Тут дети нашли медузу и ухитрились устроить её на макушке Евангелины, где бедное животное и висело, трепеща и роняя щупальца Евангелине на лоб – та отодвигала их в сторону, громко жалуясь своей гувернантке, как страшно вспотела на солнце. Но тем временем мисс Крилль решила, что усы – это мыльные разводы, и попыталась их стереть с матушкиной физиономии, приведя пожилого джентльмена в ярость (о ужас! даже голос бедной старушки изменился к худшему!), и в кои-то веки осталась глуха к жалобам подопечной.

– Ой, Евангелина, похоже, у тебя голова расплавилась, – услужливо подсказали дети. Евангелина подняла руку, нащупала холодное мокрое желе и со всех ног ринулась домой. Мопс, тявкая, поскакал за хозяйкой, а Ириска с Изюминкой – за ним, покусывая за зад.

Дети безмятежно продолжили прогулку, подождав только, пока Камилла и Джоселин немного повернут на перекрёстке знак, на одной стрелке которого было написано «В Литтл-Пиддлингтон», а на другой – «В Паддлтон-у-Моря». На обратном пути они прошли мимо дома престарелых, где разгорался скандал: служители, увозившие на прогулку пожилого, тучного, краснолицего джентльмена с седыми усами, вернулись с тощей, бледной старушкой, громогласно требующей чаю и кусок мыла, желательно «Санлайт». Брауны прошли мимо, как будто они тут ни при чём.

В гостиницах «Красоты океана», «Песчаные дюны», «Вид на залив» хозяева бурно спорили с постояльцами, которые, сбитые с толку дорожным указателем, полагали, будто, несомненно, прибыли в Литтл-Пиддлингтон, утверждали, что у них тут заказаны номера, и решительно рвались внутрь, вооружённые чемоданами, детьми, собаками и прочим. Наверняка в Литтл-Пиддлингтоне происходило то же самое. «Красоты океана» и «Песчаные дюны» стояли рядом, и, пока люди ругались в холле, Джоэл с Дэнни успели поменять местами их багаж, так что теперь никто не мог разобрать, где чьи вещи, и вскоре поднялась суматоха ещё и по этому поводу. Дальше по дороге Хилари и Квентин открутили от ворот табличку с ворот пансиона «Остров счастья» и поменяли её с соседней – «Дом вольностей». Как обнаружили приезжие, заведения эти были совсем не похожи друг на друга.

Младшеклассники из местной школы шли длинной колонной, выстроившись парами, вслед за учителем, все одетые в форменные белые матросские костюмчики (кроме учителя, который, надо сказать, выглядел нелепее). Младшие мальчики из семейства Браун, наряженные весьма похоже, сразу пристроились в хвост колонны и зашагали вместе с ней, задрав подбородки и по-военному размахивая руками. К великому изумлению учителя, у которого вместо дюжины мальчиков вдруг оказалось около тридцати. «В глазах рябит, – повторял он себе, вновь и вновь пересчитывая подопечных. – Всё из-за омара, которого я съел за ланчем».

Мальчики шагали не в ногу, поэтому учитель стал выкрикивать на фельдфебельский манер:

– Левой – правой! Левой – правой!

Школьники чуть подпрыгнули, чтобы попасть в такт, а Брауны тут же чуть подпрыгнули, чтобы в этот такт не попасть. У ворот своей гостиницы они тихонько улизнули из колонны, оставив учителя в ещё большем недоумении. «Рябит в глазах – это одно, – всерьёз обеспокоенный, написал он тем же вечером домой матери. – Но мальчики, рябящие в глазах, – это совершенно другое! Сегодня утром мне показалось, что я вижу больше детей, чем было на самом деле. Придётся перестать есть омаров». Бедняга, он так их любил! Очень досадно получилось.

Дети тихонько вошли в обеденный зал и уселись по четверо и шестеро за маленькие гостиничные столики. Престарелые дамы и джентльмены с нежностью посмотрели на их невинные, сияющие лица и сказали друг другу: как приятно, что это место оживили Брызги Юности. Они ещё не осознали, что эти Брызги представляют из себя изрядный ливень, и пока ещё восторженно смотрели, как дети спасают огромную трепещущую медузу, бережно относя её к морю и отпуская на свободу.

Между чаем и ужином дети были очень заняты.

Франческа с Терезой расставили швы на одних платьях Евангелины и ушили на других, и мисс Крилль с тётей Аделаидой потом ещё долго впадали в панику, потому что их бедная воспитанница со страшной скоростью то худела, то толстела.

Мэтью насыпал фруктовой соли[20]в сахарницы, и пудинги у всех стали шипеть и пениться.

Люси написала мягким карандашом на лысине метрдотеля: «ВЫ ВСЕ СТАРЫЕ ДУРАКИ», и каждый раз, как он поворачивался к кому-то спиной, гость вскакивал в превеликом гневе и грозился немедленно уехать.

И все остальные дети тоже просто ужас что вытворяли.