Моя жизнь

В тот вечер я выступил в шоу Ларри Кинга. В передаче, которая велась из библиотеки на первом этаже Белого дома, я должен был рассказать о своей борьбе за бюджет и ответить на вопросы, которые могли прийти в голову ведущему и позвонившим в его программу телезрителям. Как и всем остальным, мне нравился Ларри Кинг. Он обладал отличным чувством юмора и тактом, даже когда задавал неприятные вопросы. Примерно через сорок пять минут после начала программы дела пошли так хорошо, что Ларри спросил, не соглашусь ли я продлить участие в передаче еще на полчаса, чтобы ответить на дополнительные вопросы телезрителей. Я сразу же согласился и с нетерпением ожидал звонков, однако во время следующего перерыва вошел Мак Макларти, который сказал, что интервью не может продолжаться более часа. Сначала я рассердился, полагая, что мои сотрудники опасаются, что я могу допустить какую-нибудь ошибку, если я буду продолжать отвечать на вопросы, однако по выражению глаз Мака понял: что-то произошло.

После того как мы с Ларри закончили интервью и я пожал руки членам его съемочной группы, Мак проводил меня наверх, в жилые помещения Белого дома. Сдерживая слезы, он сообщил мне, что Винс Фостер мертв. После церемонии объявления о назначении Луиса Фри Винс ушел из Розового сада, доехал на машине до Форт Марси-Парк и застрелился из старого револьвера, который был их семейной реликвией. Мы дружили с ним всю жизнь. Когда я жил с дедушкой и бабушкой в Хоупе, наши дворы были рядом. Мы с Винсом играли вместе еще до того, как я начал ходить в детский сад, где познакомился с Маком. Я знал, что Винс был огорчен полемикой вокруг отдела поездок Белого дома. Он считал, что несет ответственность и за критику, звучавшую в адрес возглавляемого им юридического отдела. Винс также очень глубоко переживал, когда в нескольких редакционных статьях, появившихся в Wall Street Journal, выражалось сомнение в его компетентности и честности.

За день до этого я позвонил Винсу и пригласил прийти ко мне вечером, чтобы вместе посмотреть кинофильм. Я надеялся подбодрить его, но он уже ушел домой на ночь и сказал, что ему нужно побыть с женой Лайзой. Во время нашего телефонного разговора я сделал все возможное, чтобы убедить его не обращать внимания на критику. Я сказал, что Wall Street Journal, конечно, хорошая газета, но не так уж много людей читали ее редакционные статьи, а большинство из тех, кто с ними ознакомился, были, как и авторы, консерваторами, которые в любом случае для нас потеряны. Винс слушал меня, но я чувствовал, что не убедил его. Раньше его никогда не критиковали публично, и, как многие другие люди, когда в печати впервые появляются нападки на них, он, по-видимому, считал, что абсолютно все читали эти негативные отзывы о нем и верили им.

После того как Мак рассказал, что произошло, мне позвонила Хиллари из Литл-Рока. Она уже все знала и плакала. Винс был ее самым близким другом по фирме Rose. Она лихорадочно искала ответ на вопрос, почему это произошло, который мы так никогда и не найдем. Я всячески старался убедить ее, что она ничего не могла сделать, и все это время думал, чем бы сам мог бы ему помочь. Потом мы с Маком поехали к Винсу домой, чтобы побыть с его семьей. Там уже были Уэбб и Сьюзи Хаббел, а также некоторые друзья Винса из Арканзаса и Белого дома. Я пытался всех утешать, но и сам испытывал боль и такое же чувство, как когда покончил с собой Фрэнк Аллер: сердился на Винса за то, что он это сделал, и на самого себя, потому что не смог предвидеть такой развязки и не сделал ровным счетом ничего, чтобы ему помешать. Мне было жаль и всех моих друзей из Арканзаса, которые приехали в Вашингтон с намерением служить своей стране и делать добро, а в результате встретились с недоверием и попытками пересмотреть каждый их шаг. Теперь Винса, высокого, красивого, сильного, уверенного в себе человека, которого считали самым стойким из всех нас, не стало.

Никто не знает, почему Винс решил оборвать нить своей жизни. В его портфеле Берни Нассбаум нашел записку, разорванную на мелкие кусочки. Когда ее склеили, текст оказался таким: «Я не подхожу для общественной деятельности в Вашингтоне в свете прожекторов. Здесь развлекаются, уничтожая людей... Общественность никогда не поверит в то, что Клинтоны и верные им сотрудники ни в чем не виноваты». Винс был потрясен и переутомлен, он оказался уязвим для нападок людей, которые играли по совершенно непривычным для него правилам. Для Винса главными были такие ценности, как честность и уважение, а его погубили люди, больше всего любившие власть и прибегавшие к личным нападкам. Депрессия, от которой он и не пытался избавиться, лишила Винса защитных сил, которые позволили выжить всем нам, остальным.