Моя жизнь

чувств, уважая предписания касты об отлучении. Согласно этим предписаниям, никто из моих родственников, в том числе тесть, теща и даже сестра и зять, не должен был принимать меня; и я не должен был даже пить воду в их доме.

Они были готовы тайно обойти запрещение, но мне было не по душе делать тайно

то, чего я не мог делать открыто.

Своим поведением я ни разу не подал касте повода причинить мне

беспокойство; мало того, я не испытывал ничего, кроме привязанности и

великодушия со стороны основной части секты, которая все еще смотрела на

меня как на отлученного. Мне даже помогали в моей работе, не рассчитывая, что я сделаю что-нибудь для касты. Я убежден, что вся эта доброта -

следствие моего непротивления. Если бы я шумно добивался приема в касту, пытался разбить ее еще на несколько лагерей, провоцировал бы членов касты, они наверняка отплатили бы мне тем же, и вместо того, чтобы остаться в

стороне от бури, я, вернувшись из Англии, оказался бы в водовороте страстей, и, возможно, мне пришлось бы обманывать и лицемерить.

Мои отношения с женой были все еще не такими, как мне хотелось. Пребывание

в Англии не излечило меня от ревности. Я по-прежнему был привередлив и

подозрителен, и потому все мои благие намерения оставались невыполненными. Я

решил, что жена должна научиться читать и писать и что я буду помогать ей в

занятиях; но моя страсть мешала нам, и жена страдала из-за моих собственных

недостатков. Однажды я не остановился перед тем, чтобы отослать жену в дом

ее отца, и согласился на ее возвращение только после того, как причинил ей

глубокие страдания. Лишь позже я понял, что поступал безрассудно.

Я намеревался провести реформу в воспитании детей. Брат имел детей, а

моему ребенку, родившемуся еще до отъезда в Англию, было уже почти четыре

года. Мне хотелось научить малышей физическим упражнениям, воспитать их

выносливыми, причем самому руководить их воспитанием. Брат поддержал меня, и

я более или менее преуспел в своих усилиях. Мне очень нравилось проводить

время с детьми, а привычка играть и забавляться с ними сохранилась у меня и

по сей день. Думаю, что мог бы быть хорошим воспитателем детей.

Необходимость проведения "реформы" питания была очевидна. Чай и кофе уже

заняли свое место в доме. Брат считал нужным к моему возвращению создать в

доме некое подобие английской атмосферы, и поэтому посуда и тому подобные

вещи, использовавшиеся лишь в особых случаях, теперь употреблялись

ежедневно. Мои "реформы" были призваны завершить это начинание. Я ввел

овсяную кашу и какао, которое должно было заменить чай и кофе. Но на деле

какао стало лишь дополнением к чаю и кофе. Ботинки и полуботинки уже

употреблялись. Я завершил европеизацию своих близких введением европейской

одежды.

В результате расходы наши возросли. Новые вещи появлялись в доме каждый

день. Нам удалось "привязать у своих дверей белого слона" (*). Но где взять

необходимые средства? Начинать практику в Раджкоте было бы смешно. У меня

едва ли были познания квалифицированного вакила, а я рассчитывал, что мне

будут платить в десять раз больше, чем ему! Вряд ли найдется клиент, который

будет настолько глуп, чтобы обратиться ко мне. А если бы такой и нашелся, мог ли я присовокупить к своему невежеству высокомерие и обман, увеличить

тяжесть моего долга перед обществом?

(* Белый слон - символ разорения. *)

Друзья советовали мне отправиться на некоторое время в Бомбей, чтобы

приобрести там опыт, и проработав в Верховном суде, изучить индийское право

и постараться получить какую-нибудь практику. Я согласился и уехал.

Создавать свое хозяйство в Бомбее я начал с того, что нанял повара, неопытного, как и сам. Он был брахманом. Я обращался с ним не как со слугой, а как с членом семьи. Он никогда не мылся, а только обливался водой.

Его дхоти и даже священный шнур были грязными. Он был совершеннейшим

младенцем в вопросах религии. Но где мог я взять повара лучше?

- Хорошо, Равишанкар (так звали его), - говорил я ему, - ты не знаешь, как

стряпать, но ведь ты должен знать свою сандхья (ежедневная молитва) и т. п.

- Сандхья, сэр? Плуг - наша сандхья, а заступ - наш ежедневный обряд. Вот

какой я брахман. Я должен жить, пользуясь вашими милостями, или пахать

землю.

Итак, мне предстояло обучать Равишанкара. Времени для этого у меня было

достаточно. Половину блюд я стряпал сам, экспериментируя с вегетарианскими

блюдами английской кухни. Я поставил плиту и стал хлопотать возле нее вместе

с Равишанкаром. Я не имел ничего против совместной трапезы, Равишанкар

также, и мы весело садились вместе за стол. Было только одно неудобство: Равишанкар поклялся оставаться грязным и не мыть продукты.

Однако я не мог прожить в Бомбее дольше четырех - пяти месяцев: не хватало

средств, чтобы покрывать постоянно растущие расходы. Вот как я начал жизнь.

Я понял, что профессия адвоката - плохое занятие: много показного и мало

знаний. Во мне росло чувство ответственности.

III. ПЕРВОЕ СУДЕБНОЕ ДЕЛО

В Бомбее я начал изучать индийское право и в то же время продолжал свои

опыты по диететике. К этому занятию присоединился Вирчанд Ганди, мой