Моя жизнь: до изгнания

В этом необычном месте мне предстояло встретиться и с первым олигархом, самым богатым человеком мира, и с гениальным шахматистом, и с сыном президента Соединённых Штатов Америки, который одновременно являлся советским танком… Меня окружали и те, кто мучился в преисподней, и те, кто вкушал здесь райское блаженство, и ещё многие, коих “игры разума” привели в дом скорби. В мистическом пространстве коридора, палат, столовой, курительной комнаты и туалета кроме сорока больных ютились пришельцы из космоса, ползали адские существа, от вида которых дыбом вставали волосы, брели с автоматами фашистские солдаты, рвались мины…

Сами пациенты обладали чудесными свойствами: могли общаться с космосом, есть каждый день и при этом не облегчать желудок годами, лежать каждую ночь в подземелье закованными в цепи, а утром, освободившись, как Гудини, ковылять по коридору в столовку. И для того, чтобы спасти кого-то от врагов, кого-то от адских мук, кого-то вызволить из темницы, добрые доктора колдовали с медикаментами, с электрическими проводами и при помощи химии и электрошоков пытались вернуть болящих в реальный мир. А на тех, кто не удостоился потусторонних явлений, испытывали различные психотропные препараты, которые могли вызвать самые разные видения. Одним словом, подобные мне выступали в роли подопытных кроликов в этой совсем не смешной пьесе Господа Бога.

После двух-трёх лет таких “экспериментов” кролик превращался в кочан капусты, в брюкву или турнепс, и овощеобразное существо увозили на всю оставшуюся жизнь в больницу хроников. (Моей матери было сказано, что раньше чем через два-три года я домой не вернусь.)

Поскольку клиника была экспериментальная, больным позволялось многое, что было настрого запрещено в психиатрических больницах обычного типа. Здесь можно было разгуливать голым по коридору и в таком же виде завтракать, обедать и ужинать. Можно было не стричься и не бриться; кроме донельзя обросшего боцмана Крысы, я видел психа с закрученными, как у Сальвадора Дали, усами. А ещё можно было записывать послания миру и вдруг посетившие откровения, рисовать… Для рисования даже давался карандаш и несколько листов обёрточной бумаги. Разумеется, чтобы карандаш подточить, ни ножичка, ни точилки не полагалось. Я зубами обгрызал кончик карандаша, а обнажившийся грифель оттачивал о железную батарею, обогревавшую больничный коридор.

Я запечатлевал физиономии “чайников” и делал иллюстрации к сочинениям Гофмана, Андерсена, Шарля де Костера и Мориса Дрюона. Во время вечернего обхода врачи отбирали у меня иллюстрации и уносили во врачебный кабинет. Но кой-какие рисунки мне удавалось спрятать под матрас и сохранить для себя.

Советский миллиардер

Приземистая фигура пожилого мужчины с крупным лицом, сплошь покрытым какими-то буграми красноватого цвета, с гноящимися бесцветными глазами. Из-под больничного халата торчат кальсоны, завязки волочатся по полу. Скособоченную, коротко стриженную голову украшает белый носовой платок, завязанный с четырёх углов узелками, – такие же платки прикрывали от солнца макушки курортников на побережье Чёрного моря…

Курортник стоял в одиночестве в коридоре и что-то бормотал, разводя руками. Было впечатление, что он ораторствует перед воображаемой толпой. Когда я подошёл к нему, он, бросив на меня мутный взгляд, продолжал монотонно бубнить. И через пару минут я узнал, что передо мной стоит самый богатый человек мира – сиплым голосом, глядя в пустоту, он перечислял несметные богатства, которыми обладал: “Мне принадлежат все фабрики и заводы во всём мире, все самолёты, пароходы, поезда, золото, алмазы, деньги…” Перечень сокровищ перемежался одной и той же фразой, произносимой в доверительном тоне: “Я – самый богатый человек на свете”. Число незримых желающих услышать откровения миллиардера, видимо, было огромно, поэтому ежедневно, ежемесячно, лишь с перерывами на сон, еду и туалет бедняга вещал о своих богатствах.

Мой лечащий врач, считавший, верно, что с шизоиками соблюдать медицинскую тайну не обязательно, охотно сообщал мне об особенностях болезни того или иного обитателя клиники, чем-то меня заинтересовавшего. И я узнал, что капитан дальнего плавания Анисимов, прежде чем обзавестись несметными богатствами, приобрёл в каком-то иноземном порту бледную спирохету. Спустя годы она добралась до его мозга, и несчастный почувствовал себя богатеем – сифилитиков к могиле всегда сопровождает безумие.

Богатства миллиардера разрастались, болезнь прогрессировала, и вскоре самого богатого человека мира вынуждены были перевести в отделение для буйных. Последний раз я видел его во время принудительной прогулки стоящим у Чудо-дерева. Картина бы-ла настолько впечатляющей, что я должен её детально описать, но сперва – пояснить, что из себя представляло Чудо-дерево, кто его создатель и почему прогулка была принудительной.

Перевозбуждённый творец