Моя жизнь и мои успехи

Английский зритель встретил нас с большой симпатией. Публика там весьма понимающая и внешне холодная, но способная по полчаса апло¬дировать артистам после спектакля. Мои воспоми¬нания о Лондоне достаточно отрывочны. Порядок и дисциплина в тогдашней Англии любому италь¬янцу представлялись чем-то из ряда вон выходя¬щим. Расскажу о таком анекдотическом эпизо¬де. Как-то на одной из улиц вечернего Лондона у меня запершило в горле, и я остановился про¬кашляться. Вдруг откуда-то вынырнул “бобби”. Что ему нужно? А ничего. Просто подошел пре¬дупредить с крайней учтивостью, что будет вы¬нужден оштрафовать меня на пять фунтов, если плюну на тротуар!

В “Ковент-Гарден” я дебютировал и в “Пая¬цах”. Приглашенная в последний момент Маргери-та Кароэио, очень красивая и очень известная соро¬калетняя певица, разучила партию Недды за одну ночь. В Лондоне же появился еще один признак начинающегося успеха: фирма грамзаписи “His Masters Voice” записала мою первую пластинку.

С тех пор моя карьера продолжалась без перерыва почти тридцать лет. Следующий, 1947 год стал для меня рекордным. Я выступил 107 раз, спев однажды за 50 дней 22 раза, и про¬ехал от Северной Европы до Южной Америки. После долгих лет нужды и несчастий все это походило на фантастику. Тогда же мне достался потрясающий контракт на гастроли в Бразилии с невероятным по тем временам гонораром — четы¬реста семьдесят тысяч лир за выступление. В те годы Рио-де-Жанейро внешне выглядел сказочно богатым городом. На тех, кто, вроде нас, приез¬жал из разоренной войной и мрачноватой Евро¬пы, он производил впечатление символа триум¬фа жизни и надежд.

В Рио тоже возникли сомнения относитель¬но моего хрупкого телосложения. В течение всей первой ночи после нашего прибытия орга¬низаторы обзванивали по телефону солистов и маэстро Де Фабрициса, тревожно вопрошая, как сможет юноша, который весит всего шесть¬десят пять килограммов, выдержать оперу “Андре Шенье”. Поэтому на следующее утро перед ре¬петицией маэстро попросил меня не щадить го¬лос. Так я и сделал. Моя “Импровизация” бук¬вально сразила всех, и после первого показа руководство Муниципального театра попросило удвоить количество спектаклей.

Бразильские гастроли прошли чрезвычайно приятно. В считанные дни я подготовил новый ре¬пертуар и спел ‘Трубадура”, “Мефистофеля” и “Гуарани”. В “Гуарани” я понравился настолько, что меня решили увековечить на большой фото¬графии, в костюме моего персонажа, одетым, а точнее, раздетым по-индейски, и поместить это изображение в музее Муниципального театра. Не¬прерывно кто-нибудь из прекрасного мира “або-ригенов” жаждал заполучить меня в гости. Однаж¬ды Габриэлла Безанцони, бывшая певица, кото¬рая вышла замуж за бразильского бизнесмена и теперь жила на вилле будто из “Тысячи и одной ночи”, пригласила всю труппу в необычный мест¬ный ресторан, где подавали куски жареного мя¬са колоссальных размеров. То количество мяса, которое лежало у меня на тарелке, можно было съесть в Италии периода войны, пожалуй, месяца за два, Тяга к роскоши вообще отличала высшее общество Рио, в котором Габриэлла занимала вид¬ное место. Она владела фантастическими драго¬ценностями. Как-то Безанцони потеряла в театраль¬ной ложе бриллиант в двенадцать каратов, не выказав при этом ни малейшего беспокойства. Впрочем, все логично: она владела двумя самыми крупными в мире бриллиантами, а также множест¬вом изумрудов и рубинов, которые меняла каж¬дый вечер в зависимости от спектаклей и платьев.

В 1947 году я выступал и в других странах. В бельгийском городе Шарлеруа я пел для италь¬янских шахтеров. В Стокгольме я исполнял “Тос¬ку” и “Богему” при участии Тито Гобби и Мафальды Фаверо.

LA BOHEMA 1947-3 & 4 June Royal Opera House, Stockholm, with Favero, Gobbi, Serpo, cond. Grevillius

Из Милана в Стокгольм мы десять часов летели на оставшейся после войны “Дакоте”. Сверху был видент Мюнхен. Он все еще пред¬ставлял собой обширное нагромождение руин. В Швеции нас принял посол Белэрди-Риччи, милый и любезный человек, которого мне хочется помянуть здесь, так как несколько дней спустя он трагически погиб в своем собственном каби¬нете от руки безумца, зарезавшего его ножницами.

Театры уже оспаривали меня. Но я еще не вы¬ступал с Тоскамини, Возвратившись из Женевы, где пел в “Бале-маскараде”, я повстречался в кафе “Биффи-Скала” с маэстро Вотто, и тот со¬общил, что намерен предложить мою кандида¬туру Тосканини для участия в концерте, посвя¬щенном открытию только что восстановленного театра “Ла Скала”. Вотто, первый ассистент Тос¬канини, объяснил, что без прослушивания не обойтись. Но я не согласился, будучи убежден, что Тосканини-тяжелый и неприятный чело¬век, как гласила легенда. Я не хотел рисковать карьерой, имевшей столь блистательное нача¬ло. Моему большому поклоннику Вотто так и не удалось меня уговорить.