Моя жизнь и мои успехи

Когда мы собрались ехать в Ливию, мне было десять лет и я никогда еще не видел моря, От от¬ца нам всем передалась какая-то особая приподня¬тость, и я помню возбуждение, охватившее меня в Неаполе - городе наших предков по отцовской линии, - от прогулки в экипаже по морской на¬бережной, от обеда в ресторане на улице Партенопе, где выступал певец в сопровождении скрипки, гитары и мандолины. Потом мы поднялись на борт “Солунто”, старого парохода, который за три дня должен был переправить нас в Триполи. Эти три дня оказались для нас полными неожидан¬ностей. Меня немедленно подкосила морская бо¬лезнь, а уже на следующий вечер маме пришлось, уступая настойчивым уговорам остальных пассажиров, наших попутчиков, петь перед ними, так как отец во всю расхваливал ее вокальные досто¬инства. И мама пела на мостике, под яркой лу¬ной, от света которой искрилось Средиземное море. Ее родной голос и прекрасные мелодии ув¬лекали меня в мир грез. Я представлял себя Тартараном из Тараскона, плывущим в Африку на¬встречу слонам и львам. Потом вновь разыгрался шторм, и пришлось отложить сладкие грезы на несколько часов.

В Триполи не оказалось, разумеется, ника¬ких страшных хищников. Только верблюды, обезьяны да одинокие шакалы, визжавшие но¬чами на окраинах города. Но сам город, буду¬чи вполне экзотическим, весьма обильно питал мою фантазию. Однажды вечером, вскоре после приезда, мы попали на местную свадьбу. Гостей вначале обнесли кускусом, но мог ли я знать на¬перед, что трапеза откроется ритуальным зака¬лыванием ягненка, кровь которого должна брыз¬нуть в направлении востока? Танцы, дудки, “йу-йу” в исполнении женщин под покровом но¬чи мне не забыть никогда. Одна из танцовщиц, тридцатилетняя женщина, была уже бабушкой. Между нею и музыкантом, игравшим на свирели, возникло своего рода состязание: кто первым устанет. Бедра женщины, увешанные бубенцами, раскачивались в такт музыке, а мужчина дул в свою свирель. Так продолжалось до рассвета. Я засыпал, затем просыпался на несколько мгно¬вений, чтобы тут же снова уснуть. В конце кон¬цов победа досталась бабушке-танцовщице, так как у музыканта в буквальном смысле слова отваливались губы.

Дикой и жестокой была Ливия в ту пору. Мы вскоре убедились в этом, когда спустя несколько недель отца направили в Мизурату, почти за три¬ста километров к востоку oт Триполи, в качестве комиссара колониального правительства. Вместе с ним поехали и мы. Мизурата представляла со¬бой большую деревню, к которой вела песчаная дорога. Я помню это невероятное путешествие итальянской семьи с двумя детьми на большом автомобиле “Фиат-Торпедо”, помню две оста¬новки в оазисах Хомс и Элитен, помню, как лоп¬нула шина и как мы, ожидая, пока сменят коле¬со, укрывались под одинокой оливой, как, наконец, глубокой ночью подъехали к предназна¬ченному для нас дому.

Впрочем, дом - не то слово. При виде его мать пришла в полный ужас. Какой-то вымазан¬ный белой известкой куб с крышей из глины и коровьего навоза. Никакого электричества, разу¬меется, не было и в помине (Африка, 1925год), и при свете керосиновой лампы мы разглядели на полу - на утрамбованном земляном полу - мил-лионы огромных рыжих тараканов, бросившихся врассыпную лишь в тот момент, когда на ту же территорию выползла откуда-то тройка хороших скорпионов. В комнате находилось несколько раскладушек, умывальник, ведро для воды, кол¬ченогий стол и несколько стульев. Чтобы окон¬чательно не впасть в отчаяние, нашей маме приш¬лось собрать все свое мужество, накопленное за время войны. Она только и сказала: “Этторе, ку¬да ты нас привез?” И у отца не нашлось ни одной из его красивых убедительных фраз.

В те времена Африка была настоящей Афри¬кой. Шла война с восставшими бедуинами, отря¬ды хозяйничали в окрестностях, но долгой дневной порой все, казалось, вымирало под беспощад¬ным солнцем. Мы столовались в Военном клубе, единственном сооружении европейского типа в Мизурате, представлявшем собой кирпичный дом с баром и рестораном, где арабский маль¬чишка, дергая за веревку, колыхал подвешен¬ную к потолку широкую простыню. И если вен¬тилятор был столь примитивным, то пища состоя¬ла в основном из очень вкусных и больших вер¬блюжьих котлет. Что до развлечений, то мы из-редка ходили за несколько километров на пляж, но там негде было укрыться от того же солнца. Офицеры гарнизона развлекались охотой, но тро¬феи были небогатые: лисы, куропатки, а иной раз шакалы или дикие собаки. Арабы же прово¬дили целые часы напролет за приготовлением чая. Сидя на корточках на циновке или ковре, они ставили на огонь эмалированные чайники, где вместе с водой кипятились искрошенные в ладонях листья чан. Получившийся отвар они переливали в небольшие стаканы и, чуть-чуть от-хлебнув, выливали остальное обратно в чайник, который не переставая кипел. В результате полу¬чалась почти черная жидкость, куда добавлялись листья мяты или арахиса.