Неподалеку же от всей этой нищеты и убо¬жества возвышалась совершенно невероятная ба¬рочная церковь. Днем и ночью ее охраняли воору¬женные солдаты, и войти внутрь можно было, только обладая особым разрешением. Церковь специально открыли ради того, чтобы мы засня¬ли там несколько сцен. Меня сразило невиданное количество богатств внутри. Там не было ни од¬ного квадратного сантиметра стены без украше¬ний. Повсюду находились многоцветные дере¬вянные скульптуры, и повсюду — изобилие золо¬тых украшений и религиозных изображений, усыпанных драгоценными камнями. В этом не¬мыслимом месте мы отсняли сцену из “Лоэнгрина”. Мне никогда не забыть любопытный, непов¬торимый и волнующий контраст: под музыку Вагнера здесь соседствовали необычайная като¬лическая мешанина и местная индейская куль¬тура, корни старой Европы и корни Нового Света.
Завершив сцену, я присоединился к осталь¬ной части труппы в таверне,-смахивающей на плод фантазии какого-то киносценариста. Нам подали похлебку, куда нужно было макать хлеб. На середину стола поставили большую деревянную миску —одну на всех. Это стало вторым сильным ощущением дня: хлеб, пропитанный похлебкой, оказался до того острым, что все мы, отведав его, долго сидели со слезами на гла¬зах.
Но все это было лишь преамбулой к настоя¬щей экзотике. Третье ощущение дня было самым сильным. Нас привели на маленькую арену, где я облачился в кожаное одеяние, каким поль¬зуются тореро на тренировках. По сценарию тре¬бовалось, чтобы я, раздразнив быка, изобразил его мнимое убийство. Устроители дали гарантию, что особых проблем не возникнет. Настоящий мест¬ный тореро объяснил мне, как нужно двигаться, держать шпагу и обращаться с мулетой. Режиссер заверил, что бычки еще юные и абсолютно безо-пасные. Все же на всякий случай тореро-инструк¬тор будет в любой момент наготове.
Однако все получилось совсем не так. Не ус¬пел я оказаться за оградой, радуясь возможности испытать новые для себя ощущения, как передо мной, страшно сопя, появилось огромное черное чудовище с двумя мощными рогами. Ничего себе теленочек! Мы взглянули друг другу в глаза. Но если Я глядел на появившегося перед собой страшного зверя испуганно, то взгляд быка был тупым и недобрым. Животное явно не желало по¬нять, что все это шутка и что задуманная кор¬рида - лишь кинематографический трюк.
Я начал совершать нужные движения, е то время как присутствующие принялись кричать: “One, торо! Оли, торо!” и “торо” - бык - не стал их разочаровывать. Как следует вспахав ро¬гами песок арены, он с низко опущенной голо¬вой бросился прямо на меня. Я - по понятной причине - не стал его дожидаться, а, побросав и шпагу, и мулету, выскочил за пределы арены. Режиссер стал меня уговаривать, объяснять, что никакой опасности нет и в помине. Пришлось столь же твердо и недвусмысленно разъяснить ему, что я - оперный певец, а не тореро. Сошлись на компромиссе. Я выйду на арену, но бык бу¬дет другой, гораздо меньших размеров, а уж ре¬жиссер позаботится, чтобы тот выглядел на плен¬ке огромным и страшным. И вот я стою перед этим другим быком. Он, конечно, не такой гро¬мадный, как первый, но точно так же не питает симпатии к моей персоне. Однако делать нечего, и с сердцем, бьющимся прямо в горле (высоко¬горье тоже сказывалось: мы находились на вы¬соте почти трех тысяч метров над уровнем моря), я приближаюсь к быку, размахивая мулетой. Бык пристально наблюдает за мной, вспахивает рогами песок, но не нападает. Режиссер тем временем отснял несколько метров пленки и стал просить меня встретиться на арене с первым быком.
Когда я отказался, они изобрели трюк: сня¬ли со стены соседнего ранчо чучело бычьей голо¬вы и привязали его к странному механизму на¬подобие велосипедного колеса. Помощник режис¬сера манипулировал головой на колесе при помо¬щи некоего подобия рули, позволявшего ему оставаться за кадром. Так нам удалось искусствен¬но изобразить нападение быка на человека. Для потомков я был запечатлен наносящим быку смертельный удар шпагой, как заправский матадор.
В 1959 году я был приглашен в Со¬ветский Союз. Только что закончилась “холодная война”. Был июнь. За месяц до этого советская противовоздушная оборона сбила американский самолет-шпион, взяв в плен пилота Пауэрса. Итальянский президент Гронки еще на ездил в Москву, а отношения между Италией и СССР бы¬ли слабыми и не всегда теплыми.
Конечно же, мне было чрезвычайно интересно познакомиться с этой поистине иной планетой. В то же время я испытывал волнение: в каком-то смысле мне, Марио Дель Монако, предстояло растопить лед, накопившийся за все предшество¬вавшие годы в культурных отношениях между обеими странами, принадлежащими к различным системам и не всегда дружественными. Столь трудная задача требовала не только умения и та¬ланта, но и везения.