Моя жизнь и мои успехи

Поднявшись к себе в номер, н сообразил, что невольно становлюсь нарушителем обществен¬ного спокойствии. Люди настойчиво требовали меня. Пришлось открыть окно. Стояла самая ко¬роткая ночь года, всегда вызывающая у жителей северной Европы радостное волнение. Можно ли было разочаровать моих русских друзей, для ко¬торых я являлся символом некоей далекой, чуть ли не мифической земли, где, как многие из них себе представляли, существуют лишь море, искус¬ство, бельканто и вечная весна? Я поднял руки к небу. Раздался гул одобрения, и тут же наступи¬ла тишина. Передо мной сияли башни Красной площади. Не скрою, что меня охватил какой-то упоительный восторг, и я запел. Из окна апарта¬ментов (с прекрасным концертным роялем и оаврским фарфором), где в свое время остана¬вливалась Элеонора Рузвельт, я пел “О sole mlo” для всех этих незнакомых людей, которых я вдруг стал ощущать своими друзьями и друзьями моей страны. Часы показывали половину перво¬го ночи. Перед отъездом из Москвы целый кортеж автомобилей сопровождал меня от отеля “Нацио¬наль” до вокзала. То, что приготовили для меня московские друзья, неописуемо. Мы шагали че¬рез вестибюль вокзала к поезду по самому насто¬ящему ковру из гигантских пионов. Окружавшие нас со всех сторон многочисленные люди с искренним жаром и темпераментом, какие мы обычно связываем в своем представлении с Ла¬тинской Америкой, скандировали: “Марио, приез¬жай к нам!”, “Да здравствует Марио) Да здрав¬ствует Италия!” Даже газета “Правда” уделила место “большому успеху Марио Дель Монако”, итальянскому тенору, которого советское пра¬вительство наградило орденом’ Ленина. Но это еще не все. Едва поезд тронулся, как сопровож¬давший меня переводчик сообщил, что как раз в этот момент по радио передают рассказ о моем творчестве и звучат записи. Непосредственно у меня в купе с мягкими диванами мы, вклю¬чив радио, слушали арии с моих пластинок, и по мере того, как поезд двигался в западном напра¬влении, ведущий передачи с завидной точностью информировал слушателей о том, где именно сей¬час проезжает Марио Дель Монако. Диктор произ¬нес название какого-то города и объявил, что наш поезд приближается к местной станции. Спустя несколько минут, выглянув в окно, мы увидели на зтой станции людей, которые, указы¬вая на меня, аплодировали. Подобное фантасти-ческое проявление симпатии повторялось в Рос¬сии неоднократно.

На обратном пути из Советского Союза мы с Риной решили задержаться в Варшаве. Как и по¬добает порядочным туристам, мы тщательно осмотрели город и вечером отправились в театр на ‘Трубадура”. Первым сильным ощущением явился театральный буклет с фотографиями крупнейших исполнителей этой оперы, где рядом с Карузо была помещена моя фотография. Но са¬мое незабываемое произошло в антракте. Я нахо¬дился в городе инкогнито, билеты в театр зака¬зывал через гостиницу и не предполагал, что ме¬ня могут узнать даже как простого зрителя. Но люди стали указывать на нашу ложу, Кто-то са¬мый смелый зааплодировал, и его аплодисменты были подхвачены всем залом. Публика, стоя, при¬ветствовала меня. Пришлось отвечать на привет¬ствия в то время, как директор театра спешил к нам с букетом цветов. В последующие дни нас буквально засыпали приглашениями и почестями. Поляки, видимо, стремились доказать мне, что не менее русских любят оперу и ее исполнителей.

Год спустя мне довелось лично позна¬комиться с маршалом Тито. Я находился в Бел¬граде, где исполнял “Кармен” и “Паяцев”, те же оперы, с которыми успешно выступал в Москве, и югославский президент пожелал встретиться со мной. Мы подружились. С тех пор всякий раз, когда я возвращался в Югославию, он бывал на премьерах. Тито пригласил меня на свою виллу в Бриони, на острове, который можно смело наз¬вать одним из красивейших в мире, с дикими жи¬вотными и редкими средиземноморскими расте¬ниями.

Белград, 1960 – Маршал Тито с супругой Йованкой – после 3 акта Отелло

В Бриони я спел частный концерт для марша¬ла и его супруги Йованки. Тито в ту пору было “всего лишь” шестьдесят семь лет, и он был из¬рядный гурман. Мне запомнился банкет в Бриони. На длинном десптиметровом столе не было разве что птичьего молока. Тито попробовал все ку¬шанья, но весьма умеренно. И стол, и блестящая резиденция на сказочном острове были лишь ча¬стью его натуры. Он любил красоту. Впрочем, красивые женщины интересовали его скорее как украшение официальных приемов. В остальное же время он с ними скучал, предпочитая остро¬умную либо изысканную беседу. Его очень ве-селили мои “западные” анекдоты. Мы подолгу беседовали о самом разном. Он знал и ценил, по¬мимо многого другого, и вина области Венето. Когда восемь лет спустя я вновь повстречался с ним в Белграде и заметил, что перед ним лишь са¬лат и минеральная вода, мне подумалось, что на такую жертву нелегко пойти даже человеку, во¬шедшему в историю нашего века. Отличие Тито от многих власть имущих состояло в том, что власть не являлась для него самоцелью. И он ради власти не жертвовал приятными сторонами жизни, как это сделали бы многие другие.