Моя жизнь. От зависимости к свободе

Г. Колбин, возглавлявший республику до меня, как только поднимался вопрос о казахском языке, заученно повторял, что есть синхронный перевод, и им надо пользоваться. А на деле наши попытки обеспечить синхронный перевод на крупных политических и общественных мероприятиях оказывались тщетными: поскольку казахи знали русский язык, они не слушали перевод, а другие не слушали, потому что не испытывали особой необходимости приобщаться к казахскому языку. Попутно отмечу, что только два зала в Алматы (зал Пленума ЦК и зал заседаний Верховного Совета) имели необходимое техническое оборудование для синхронного перевода, а в других местах такой возможности не было. То было время, когда в областях и районах само словосочетание «синхронный перевод» слышали впервые.

Кто в этом виноват? В этом виновата не только бездумная и бесчувственная политика периода застоя и предшествовавших лет, но и сама казахскоязычная общественность. Мы не стремились действенно приобщить русскоязычное население к казахской культуре и народным традициям. И айтыс проходит, и Наурыз празднуется, а русскоязычная община остается в стороне, будто мероприятия на казахском языке проводятся только для казахов. Поэтому, как выяснилось впоследствии, стоит ли удивляться позору дежурного обкома партии, вызвавшего милицию при виде толпы казахов, выходящих из Дворца целинников в Целинограде после окончания популярнейшей юмористической программы «Тамаша»?!

Масштаб применения казахского языка в обучении подрастающего поколения также оставался незначительным. Не секрет и то, что многие выпускники казахских общеобразовательных школ испытывали трудности из-за того, что не владели русским языком в достаточной степени.

Многие вопросы упираются в нас самих, в казахов. В те времена многие казахи не владели родным языком. Но если ты сам не говоришь на этом языке, то как ты потребуешь этого от других? Иное дело, если ты приехал из других краев, вырос там, где нет казахского языка. Кстати, на этот счет мне вспоминается один случай. Аман Тулеев, более двадцати лет возглавлявший Кемеровскую область России, является нашим собратом, казахом по крови. Его предки – из Мангистау. Он, можно сказать, всю жизнь жил и работал в России. Есть ли основания упрекать его за что-то? Тем не менее, когда он выступал на первом Всемирном курултае казахов, я нарочно сделал ему замечание: «Аман, да что же это такое? Когда выучишь казахский?» На что он ответил: «Согласен, стыдно не знать родного языка, Нурсултан Абишевич! Обещаю исправиться! Только учительницу прикрепите ко мне молодую и симпатичную». Аман Тулеев за словом в карман не полез и оказался находчив в разговоре. Позднее он описал этот случай в своей автобиографической книге-интервью «С моих слов записано верно». Все верно, но все же как к каждому не говорящему по-казахски приставить учительницу, молодую и симпатичную?..

Язык жив, пока им пользуются, нация жива, пока у нее есть совершенный язык, который активно используется в общественных отношениях. Это аксиома, подтверждаемая всей человеческой историей. Но тогда каков наш язык? И тогда какова наша нация? Вот где проблема!

При Колбине постоянно поднимался вопрос о статусе государственного языка. Большинство членов бюро Центрального комитета склонялось к утверждению государственного казахско-русского двуязычия. Было досадно, что среди желающих придать статус государственного обоим языкам нашлись даже ученые-лингвисты. Понятно, почему эту позицию рьяно поддерживали нигилисты, не знающие родного языка и не желающие его учить. Их ряды также были довольно многочисленны. В той ситуации мы получили мощную поддержку со стороны национальной интеллигенции. Хочу отметить, что я был особенно впечатлен гражданским мужеством и научной убежденностью директора Института языкознания, академика Абдуали Кайдарова. Он твердо стоял на той позиции, что государственным языком в Казахстане должен быть только один язык – казахский. Даже когда его дважды вызывали к Колбину, он не поддался нажиму, основываясь на своих железных аргументах. Заведующий идеологическим отделом Центрального комитета Мырзатай Жолдасбеков, ссылаясь на доводы академика и опираясь на все больше растущий перевес в общественном мнении, всячески пытался предотвратить принятие решения бюро о двух государственных языках.