Моя жизнь в дороге. Мемуары великой феминистки

Пример Ладонны напомнил мне о тех людях, что я встречала в Индии, – они тоже были представителями культур, существовавших раньше всех, о ком писали в моих учебниках по истории. Как и они, она обладала двойным сознанием – этим термином Уильям Эдуард Бёркхардт Дюбуа обозначил распространенную среди афроамериканцев тенденцию: быть одновременно уникальной, неповторимой личностью и объектом расистских стереотипов и обобщений посторонних. Ладонне каким-то образом удалось перевернуть эту модель с ног на голову. Она вела полноценную жизнь современного человека, умело вплетая в нее элементы самосознания коренных народов, тем самым служа мостом, соединяющим два мира. Рядом с Ладонной казалось, будто бы в самом воздухе ощущается древняя история; будто человек и природа – снова единое целое и всего важнее – вечные качества, такие как духовность и чувство юмора. Последнее, казалось, настолько присуще Ладонне и другим людям из индейских поселений, что я поневоле задалась вопросом: где они нашли того сурового и безэмоционального индейца, что послужил прототипом для знаменитой деревянной скульптуры у входа в табачную лавку? Во время наших многочисленных собраний она, как и многие встреченные мной за эти годы индейцы, демонстрировала редкую способность проявлять иронию и юмор даже в самой серьезной ситуации, и наоборот.

Я поняла, что присутствие Ладонны среди тридцати пяти членов комиссии Международного года женщин станет своего рода сигналом для индейских женщин всей страны и приглашением на событие государственного масштаба. Однако тогда я еще не осознавала всей уникальности этого события. При численности всего в 1 % от общего количества населения (во всяком случае, если верить пресловутым заниженным цифрам Бюро переписи населения США)[88] более пяти сотен племен и народностей составляли вместе самую малочисленную, самую бедную и необразованную категорию в Соединенных Штатах. Сами по себе эти народности были очень разными – от многочисленного племени навахо, чьи представители проживали в нескольких штатах, до резерваций площадью менее 8 гектаров. Однако, несмотря на все различия, всех их объединяла общая борьба: с федеральным правительством, которое до сих пор не выполнило ни одного обязательства по договорам; попытки добиться нормального обучения и лечения детей; желание защитить свою землю от посягательств с целью прибрать к рукам залежи нефти, урана и прочих ресурсов, и многое другое. Так, женщины в резервациях чаще всех прочих в стране становились жертвами изнасилования, однако их обидчики (большинство которых были белыми) находились вне юрисдикции и были недосягаемы для полиции племени, а глобальная юридическая система страны попросту закрывала на них глаза.

От тихих, сдержанных и иногда робких женщин коренных племен, приходивших на встречи и задерживавшихся после них, чтобы все обсудить, я узнала о поколениях индейских семей, которых заставляли отправлять своих детей учиться в христианские закрытые школы, часто открывавшиеся на деньги налогоплательщиков; и это при том, что церковь у нас отделена от государства. У основателя этих школ (жившего в девятнадцатом веке) был девиз: «Убей индейца – спаси человека». Они лишали детей семьи, имени, языка, культуры и даже длинных волос. Потом им преподавали историю, в которой их поражение преподносилось как следствие недоразвитости. Нередко их отправляли на принудительные работы, плохо кормили, подвергали физическим и сексуальным издевательствам. Позже, когда несколько школ закрыли, земля вокруг них стала кладбищем этих голодных и измученных детей.

Но самое грустное в том, что два века издевательств над детьми в индейских школах-интернатах стали поводом для того, чтобы считать сексуальное насилие и карательное воспитание детей в индейских семьях чем-то нормальным.

Модели воспитания детей повторяются, потому что человеку свойственно действовать по знакомой схеме. Даже когда школы были человечными, преподавание языков коренного населения и исповедание религиозных культов было незаконно вплоть до 1970-х годов.

Все эти истории напомнили мне слова великого ганского писателя Аий Квеи Арма: «На протяжении многих веков все наше движение было направлено против нас же; это был путь в страну желаний нашего убийцы»[89].

В индейских поселениях верят, что для того, чтобы исцелиться от последствий одного акта насилия, необходимо четыре поколения. А поскольку американцам только предстоит узнать о нескольких веках таких актов насилия, не говоря о том, чтобы исцелить их, в этой стране так и будет повторяться ее кровавое детство – до тех пор, пока мы не найдем рану и не излечим ее.